– Да я за сына попросить! Сынок у меня в опасности большой…

– Тут у всех свои проблемы, женщина! – нетерпеливо высказалась распорядительница. – Вернитесь в конец очереди.

– Мне не достоять… – вздохнула старушка. – Пойду, спрошу у вашей главной ведьмы, может, ее сердце не такое черствое? Примет она меня?

Она продолжила идти вперед, и это было фатальным.

– Нет, ну ты глянь, какая борзая! – девица, вроде Киры, с которой я познакомилась, выпрыгнула ей навстречу, словно черт из табакерки. – Совсем берега попутала, старуха?! Я тут два с половиной часа отстояла! Не нравится стоять – тащи складной стул и сиди, читай газетку!

Но бабуля, как заведенная, повторяла: «Да мне только за сыночка попросить…”.

– Пошла отсюда! Попрошу Карину заодно тебя проклянуть, старая! – рявкнула девица и толкнула ее.

Я кинулась к бабушке, наплевав на все, и еще твердо решив, что точно отсюда уйду. Помогла подняться.

– Вы в порядке? Не ушиблись? Пойдемте, не нужно тут стоять. Тут вам точно не помогут, – сказала я, а после оглянулась на очередь.

– Ишь, сердобольная! – захохотала одна из девиц, а другие ее поддержали.

Я поморщилась. Было ощущение, что я попала в какую-то дыру, в которой не осталось ничего человеческого.

– Пойдемте, меня Вика зовут. Выйдем на улицу, расскажете про своего сына…

– Спасибо, дочка. Да, я уж и сама думаю, нечего мне тут делать… – скрипучим голосом ответил она. – Да и нашла я то, что искала. Вернее, ту.

– Кого вы нашли?

К этому времени мы уже вышли на улицу. Я помогла бабуле застегнуть верхние пуговицы ее старенького серого пальто. Сама обмоталась шарфом и зачпокнула на кнопки свою дутую куртку.

Декабрь. Уже было морозно, улицы были украшены цветными гирляндами к новому году, а я вот тут. Совсем не думаю о празднике. Да и не с кем мне теперь отмечать, после того, как с Игорем мы развелись. А родители… Их и не было никогда.

– Я – Георгина Афанасьевна, – улыбнулась бабушка и с улыбкой посмотрела на меня. – Чего, дуреха, пошла в такое место? Думаешь, ребеночка тебе бы помогли здесь здорового зачать?

Я от удивления даже забыла, как дышать. Я никому об этом не говорила…

– Как вы узнали? Вам… Игорь как-то сказал, что я…

– Да куча навозная этот твой Игорь! – махнула рукой бабка. – Ишь, такую девочку светлую пустоцветом обозвал! Да он еще не представляет, какие детки у него вырастут от Светки-то его! Нахлебается!

– Откуда вы все это знаете? – прошептала я.

– А мне вообще много известно, но я не со всеми делюсь, – легко ответила бабуля.

– А зачем сюда пошли, если сами все знаете?

Старушка лукаво заулыбалась и, вдруг резво подхватив меня под локоть куда-то потащила.

– Сюда, вот зайдем на чай. Сын-то у меня совсем один-оденешенек, как и ты, золотоко. Помоги уж мне, старой, весточку ему передать.

– Какую весточку?

– Да зайдем со мной на чай, я недалеко живу. Вот в этом доме.

Сама не знаю, как оказалась дома у этой старушки. Старая пятиэтажка, а в квартире светло и чисто. На полочках много икон, а на подоконниках ухоженные цветы. Она провела меня на кухню, усадив за стол. Сама засуетилась с чайником, напрочь отвергая мою помощь. Очень скоро мы оказались друг напротив друга, попивая вкусный чай.

– Что произошло с вашим сыном? – спросила я какое-то время спустя, после разговоров о прошлом Георгины Афанасьевны, оказалось, она была врачом когда-то, работала в больнице, но несколько лет назад ушла на пенсию.

– Видишь ли, он живет далеко от меня, – сказала женщина. – А я, благодаря своему дару, точно знаю, что он в беде. Квендри очень скоро обвинят в преступлении, которого он не совершал. Но это можно предотвратить!