– Звучит как несмешной анекдот, – пробормотала мадам Виже-Лебрен.
– Я тоже так думаю.
В дальнем углу большого зала раздался взрыв смеха. Женщины посмотрели в ту сторону. Смеялись адъютанты Александра и присоединившийся к ним Павел Строганов.
– Леонид Иванович, а вы что думаете о запрете его величества покидать страну без особого разрешения?
Лёнька посмотрел на Демидову, быстро соображая, что же ответить. Макаров вскользь упоминал при нём об этом запрете, но в то время немного дезориентированный Лёнька не воспринял то, что говорил Александр Семёнович всерьёз. Сейчас же нужно было что-то отвечать, и он напряг память, одновременно говоря, с лёгкой полуулыбкой на губах.
– Меня этот запрет пока не касается. Я не собираюсь уезжать в ближайшее время за границу. Но я думаю, это связано с тем, что многие дворяне не просто едут в путешествие или по делам, а натуральным образом селятся за границей, оставляя при этом свои земли, крепостных, поместья и предприятия на произвол судьбы. Я слышал, что его величество не устраивает именно это. Говорят, – сказал он интимным полушёпотом, и женщины наклонились к нему, чтобы хорошо расслышать, – его величество в сердцах сказал, что скоро начнёт всем нерадивым хозяевам государственную опеку назначать. А если не поможет, то и вовсе конфисковать земли будут. И для этого-то все помещики должны пока оставаться на территории Российской империи. Таких крупных промышленников, как Демидовы, это тоже касается.
Лёнька не знал, правда ли то, что он озвучил, или же нет. Про Демидовых он вообще всё придумал. Но, судя по тому, как переглянулись дамы, такая версия пришлась им по душе, и скоро новость пойдёт гулять по салонам. И была эта новость далеко не радостной. Вместе с вестями о казни заговорщиков и грядущем сокращении двора уже даже самый недалёкий дворянин понимал, что ни о каких вольностях дворянства речи быть не может.
Вроде бы император на них сильно и не давил. Ну подумаешь, дома приказал временно оставаться! Не навсегда же их к Российской империи привязал. А всё равно в головы многих стала заползать странная мысль, что это только начало, и что дальше всё будет только хуже. Не сразу. Нет, упаси боже! Но постепенно, по одному шажочку они будут отходить от того, чтобы считаться настоящим европейским просвещённым государством.
– Что вы обсуждаете? – к ним снова подошёл Павел Строганов. – Лиза, на тебе лица нет!
– Мы пытались понять, что двигало его величеством, когда он запретил мне возвращаться в Париж. И не только мне, к слову, – Елизавета Александровна заломила руки.
– Да что здесь понимать! – Павел посмотрел на неё с жалостью. – Макарову нужно понять, зачем это кому-то так рваться жить в Париж. А что, если это рвение не родилось на ровном месте, и кто-то хочет организовать заговор? А деньги получает прямиком от Талейрана на это далеко не благое дело? Давно ли Палена казнили за подобные шалости? – добавил Строганов с мрачной усмешкой. – И я прекрасно понимаю, почему его величество разрешил Александру Семёновичу поступать с вами настолько жестоко. Ведь это настоящая беда, устраивать вечер в Московском салоне, а не в Париже, Не так ли, дорогая моя Елизавета?
– Ах, Павел, оставьте свою мизантропию, – Елизавета всплеснула руками. – Ни в Москве, ни в Петербурге не умеют так веселиться, как в Париже. Здесь нет и никогда не было того шика, той лёгкости…
– Его императорское величество, император Российской империи Александр Павлович! Её императорское величество, императрица Российской империи Елизавета Алексеевна! – выпучив глаза, объявил дворецкий, находящийся в предобморочном состоянии.