– Конечно, все. Но есть еще то немногое, чего я не могу. Любовь мне неподвластна.

– А говорил, что джинн, – разочарованно вздохнул Ала ад-Дин, повесив голову.

– Я джинн! Самый настоящий. А может, все-таки денег возьмешь, а?

– Да отвяжись ты со своими деньгами! – вскипел Ала ад-Дин. – Деньги, деньги – только о них и слышу целыми днями! Чтоб они все провалились!

– Это твое желание? – уточнил Каззан.

– Нет! – выкрикнули одновременно мать с Ала ад-Дином. – Побойся Аллаха, о несчастный! Как же мы без денег-то жить будем?

– Ну, живете же вы столько лет без них, – пожал дымными плечами джинн. – Давайте побыстрее, у меня дел много.

– Подождут твои дела.

– Не подождут. Я подневольный джинн. Вот если бы мне кто-нибудь дал свободу… – Каззан мечтательно погасил пламя в глазах, и они стали небесно-голубыми. – Ты добрый юноша, я вижу это по твоим глазам.

– Ты так считаешь? – засомневался Ала ад-Дин.

– Уверен! А я такой старый джинн, такой старый. – Джинн пустил огромную слезу и утер ее кулаком. – Я так устал исполнять глупые человеческие желания. Ты думаешь, легко таскать горы золота на своих плечах, строить замки и шить кучи всякого барахла в моем-то возрасте? И никто даже спасибо не сказал. Каззан дай то, Каззан принеси это… Ах, я несчастны-ый! О, как мне хотелось бы вкусить свободы, кто бы знал! А-а-а!

– Постой, постой, – прервал джинна Ала ад-Дин.

– Да? – с готовностью замолк Каззан и наивно похлопал глазами.

– Разве тебе не нравится быть могущественным джинном?

– Ты хотел сказать: могущественным рабом, – поправил Каззан. – А тебе самому хотелось бы, чтобы тобой понукали?

– Нет уж, спасибо. – Ала ад-Дин припомнил, как его постоянно тыркает мать, и жалость к джинну закралась в его доброе сердце.

– Эй, ты что задумал? – насторожилась мать. – Не вздумай сделать глупость! Слышишь?

Зря она так сказала. Ала ад-Дин, будучи на взводе из-за любовных терзаний, только состряпал на лице злорадную ухмылку – вот сейчас он за все отомстит, разом!

– Ты свободен, джинн!

– Что?! – отпрянул Каззан, не веря острым ушам. – Ты не шутишь, о человек?

– Нет! – не раздумывая, махнул рукой Ала ад-Дин как отрубил.

– Шутит он, шутит, – мать вцепилась в руку сына. – Опомнись, ты совершаешь глупость! Ведь это!..

– Не вмешивайся, о женщина! – сверкнул глазами Каззан. – Твой сын мудр не по годам. Так это твое желание?

– Да!

– Нет! – в сердцах воскликнула старушка. – Не слушай его, он повредился головой.

– Э-э, помолчи, женщина, – поморщился джинн. – Он мой господин!

– Да, я господин! – выпятил грудь польщенный подобным обращением Ала ад-Дин. – И я говорю тебе: ты свободен!

– Слушаю и повинуюсь, – склонил голову Каззан, едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку.

И в ту же секунду страшно загрохотало, отчего стены домика закачались, и по глазам резанул яркий, ослепительный свет. Мать с сыном, упав ниц, сильно зажмурили глаза и прикрыли головы руками. Так они лежали очень долго, пока не убедились, что все успокоилось, и дом не рухнет на их несчастные головы.

Первым открыл глаза Ала ад-Дин. Осторожно оглядевшись по сторонам, он поднялся с колен, стряхнул побелку с головы и нахлобучил на нее тюбетейку.

– Вот и все, – произнес он. Жалел ли он о содеянном, было совершенно неясно.

– Ой-ё-о! – Мать тяжело поднялась с пола вслед за Ала ад-Дином. – Ты не сын! Ты распоследний дурень – проворонил собственное счастье.

– Ох, мама! Поверьте, счастье не в деньгах, – покачал головой юноша, оглядывая царивший в доме разгром. Низкий столик был сдвинут, шкаф опрокинут, курпачи разбросаны, старый сундук перевернут, из него вывалились на пол вещи, а потолок требовал новой побелки.