- Так не врут же они, уважаемые дамы... – покорно бормочу я. – Вот и матушку спросите...

- Врать не будет? – съязвит он. – А с кавалерами как? Небось, женихов на балах искала? Все вы, девицы, такие...

- Жениха папенька нашел, когда время пришло, - качаю головой. – А я – девушка скромная...

«И даром никому не нужная...» - ясно читается на его лице. Раз выбранный папенькой жених больше и на порог не показывается.

С огромным удовольствием новый опекун продал бы меня в солдатский бордель. Но вот этого имперский закон не дозволяет. А в содержанки к какому-нибудь толстопузу этакую страхолюдину и с приплатой не возьмут.

- А розгами тебя мачеха за провинности учила?

Вот тут я едва не дернулась.

Но вместо этого покорно подтвердила:

- А как же без этого? Матушка и кочергой горячей учить пробовала, да папенька запретил. Даже шрамы остались.

Не потребует же раздеться, в самом деле. А если и потребует, у меня они есть. Не все сошли — даже с годами. Правда, не совсем там, где принято «учить», но кто знает, что с башкой у моей приемной матушки, раз она за раскаленную кочергу хватается? А судя по мачехиным воплям вчера во дворе, ее точно можно принять за безумную. Особенно тем, кто полагает, что право кричать есть лишь у мужчин. Причем, исключительно у знатных.

Я была заперта, когда на конюшню под кнут загремела старая домоправительница. Меня она не особо любила, но это не значит, что я такое одобряю. На самом деле старуха быстро опустилась бы перед новым хозяином на колени, если бы смогла. Только ревматизм заставил ее замешкаться.

Надеюсь, она выживет.

А мачеху мне стоит даже поблагодарить. На ее месте могла оказаться я. Ну, не совсем на ее, но особой разницы нет. Любая из нас могла послужить наглядным примером. Просто повезло мне. В этот раз.

Первой удостоили приватной беседы не меня. «Уедиенции».

Скудный набор дядиных мыслей накорябан на унылой, прыщавой роже вполне читаемо. Привыкшая к грязной работе, некрасивая, тихая, забитая девица. Считающая нормой любые побои, вечные попреки черствым куском хлеба и любые капризы вздорных старух. Привыкшая, что на нее всем плевать. Ну и на какой кривой козе тут подъезжать, а?

Честно говоря, прислуги я опасалась. Но кто хотел – уже сбегали подробно расписать тяжкие грехи моей мачехи. Рассчитывали на золото – получили «строгую» порку на конюшне. Особенно женщины — этим досталось вдвое. Дядя Огюст – «суров, но справедлив». В его собственном представлении.

Вроде, из этих выжили всех. Даже женщины. А если и нет — доносчикам туда и дорога.

Так что кто не разбежался – попрятались подальше, забились в щели. Выжидают, присматриваются.

Ну и зря. Дядя рано или поздно доберется до всех, кто вовремя не удрал. По-другому просто не бывает. И почему некоторые наивно считают, что до них не дойдут руки? До всех доходят.

Из окна я слышала, как громко вопил конюх Атан. А ведь он первым твердил, что новый хозяин «поставит на место» всех, кого распустил старый, то есть папа.

Забавно, что сам «на место» Атан вовсе не хотел.

- А как же Академия? - злобно блеснули пыльные глазки.

- Так сестрице же некогда учить было. У нее балы были, приемы, танцы. А у меня времени много, вот я и училась за нее и себя...

В маленьких злобных глазках будто болотный огонек зажегся. И заворочалось созревающее решение – будто утопленник со дна всплыл. Или личинка навозного червяка проклевывается.

- Возможно, я решу, что ты продолжишь образование, - решил заботливый дядя. – Если правильно ответишь на мои вопросы.

И я не поверила своим ушам. И не обрадовалась. Он что-то решил. При себе меня оставить? Пригожусь служанкой-горничной-судомойкой-поварихой-секретарем-всем-сразу?