– Именно так, Дебре, – я кивнул, – именно так. И я надеюсь, что после этого случая отец согласится, что Алнор – не место для женщин. И эта девица должна быть отчислена из академии незамедлительно.

Секретарь заметно смутился.

– Простите, ваша светлость, но боюсь, его высочество думает по-другому. Не далее, как вчера он сказал, что не держит зла на мадемуазель Бельфор. Более того – он сделал письменное заявление, что отказывается от предъявления ей обвинений по поводу причиненного ему вреда. Полагаю, сторона защиты использует это заявление как основание для снисхождения.

– Но как такое возможно? – возмутился я. – Неужели отец не понимает, что если эта девушка не понесет заслуженного наказания, то уже завтра все девицы Верландии начнут варить приворотное зелье безо всякого стеснения? Нет, Дебре, этот процесс должен стать показательным – чтобы все, кто хотел таким мерзостным способом привязать к себе другого человека, поняли, насколько опасно это делать.

Я чересчур распалился, но у меня были на то основания. Семь лет назад такой же отвар приготовила влюбленная в меня Агнесс Понтуаз. Его эффекта хватило ненадолго – всего на один бал. Но этого оказалось достаточно. Неосторожный поцелуй на балконе, и ее семья посчитала, что я ее скомпрометировал, чем и воспользовался дядюшка, давно мечтавший меня женить. Думаю, знай Агнесс, чем это для нее закончится, она скорее полила бы этим зельем какой-нибудь куст в саду. А сколько еще судеб им было разрушено.

Я тяжело вздохнул и постарался отогнать воспоминания. Сейчас мне нужно думать о другом. Мне следовало остеречь других барышень и молодых людей от подобного шага, и для этого я мог сделать только одно – примерно наказать нарушительницу закона.

– Что ей может грозить за нарушение магического кодекса? – спросил я, не надеясь, впрочем, что секретарь знает ответ.

Но тот ответил и довольно бойко:

– Ей прекратят выплачивать стипендию и понизят отметку за поведение.

Я усмехнулся – иначе как издевкой над законом это и не назовешь. Она отделается легким испугом и снова примется за своё.

– Послушайте, Дебре, но должно же быть хоть что-то, что мы можем использовать в качестве отягчающего обстоятельства. Да, отец простил ее, но, быть может, есть какие-то нюансы, о которых он не знал сам. И которые, стань они ему известны, переменили бы его мнение о поступке этой девушки.

Секретарь задумался и надолго. Я заплатил за обед и спросил, готова ли лошадь. И только тогда он сказал:

– Я вспомнил, ваша светлость! Эта девушка была весьма нерадива в изучении дисциплины, которую преподает его высочество. Он говорил, что при таком отношении ей будет весьма трудно сдать ему экзамен. А сам экзамен должен был состояться как раз наутро после происшествия.

– Вот как? А это интересно! А не могло ли быть так, что она умышленно нарушила пропорции ингредиентов при варке зелья?

– О, ваша светлость, – запротестовал Дебре, – боюсь, убедить судью в этом будет трудно. Это случилось ночью, и мадемуазель Бельфор не могла знать, что его высочество тоже спустится в лабораторию.

Но я отбросил его возражение как несущественное. В своем деле отец был фанатиком и часто сидел в лаборатории по ночам – об этом наверняка в академии знала каждая собака. А я умел быть убедительным и не сомневался, что мои слова произведут должное впечатление в суде. Отмахнуться от заявления племянника короля не так-то просто.

– Она боялась провалиться на испытании, – принялся я рассуждать вслух. – К тому же, она знала, что мой отец непременно придет проверить, всё ли готово к экзамену. Ну, а детали пусть судья додумает сам.