Длинные мужские пальцы коснулись моего подбородка, мягко провели по щеке. Его дыхание обжигало лицо. Вторая рука уверенно легла на мою талию, притягивая к мускулистой груди и сокращая, и без того малое, расстояние между нашими телами.

Я отчетливо слышала стук собственного сердца, которое лишь ускоряло свой ритм и готово было выпрыгнуть. Секунды тянулись, а я трепетала от прикосновений, ожидая большего. Мы оба будто боялись сорваться с обрыва, но, вместе с тем, неистово желали этого.

– Ненавижу тебя, – с нескрываемой тоской выдохнул Зверь прямо в губы.

– Тогда зачем пришел? – прошептала едва слышно, прикрывая глаза.

– Я не могу иначе… Разве не поняла еще этого? – прорычал, набрасываясь на мои уста.

Настойчиво, и в то же время нежно, словно бы давая время и возможность все прекратить, словно я могла передумать. Только почему-то не хотелось, да и разве ж могла? Мне с первого взгляда показалось, что…

Неумело, но уверенно я ответила на поцелуй, который становился более требовательным и диким.

Мысли куда-то улетучились и мне хотелось раствориться в чувствах. Здесь и сейчас. Томительное ожидание большего разливалось по телу, особенно там, где меня крепко сжимали мужские руки.

– Ви-ка, – прорвался сквозь сознание голос и я подскочила, при этом больно ударившись головой о потолок машины.

– Ох, ну тебя, – простонала, потирая ушибленное место. – Такой сон мне обломала!

– Мы приехали, – продолжала тормошить Алинка Беляева. – Вылезай быстрее!

Перед глазами до сих пор мелькала картинка сна. И, что страннее всего, ощущение, словно всё происходило на самом деле – даже губы горели от поцелуя. Как и те места, где касался незнакомец. Только почему-то во сне я его определенно знала…

– Да иду я, иду! – вылезла из машины, зевая.

– Нам надо успеть все закончить, если хотим выбраться на улицу, – укоризненно покачала головой подруга и всучила мне пакеты с продуктами.

Выдохнув с досадой, я поплелась следом.

– Смирнова, токмо не говори, шо тебя из училища выперли и теперича бомжуешь! – схватилась за сердце Алинкина бабушка, она же – вахтерша в детском доме, Валентина Петровна, глядя на меня. – Аль девок портить приперлась, окаянная? А ну, признавайси, поди в подоле принести удумала?!

Ну, да, с учебой у меня всегда были проблемы. Про жизнь в детдоме, где именно мне доставалось больше всех, – и говорить нечего. А вот за остальное было обидно. Но что толку спорить с этой, только с виду милой, старушкой?

– Да не, баб Валь, я так, упала случайно, – улыбаясь, подбежала к пенсионерке и обняла ворчливую старушку.

– Я те дам, “баб Валь”! – бурчала женщина, стискивая меня до хруста в позвоночнике. – Ты глянь, на якое чучело похоже! Годы идуть, а привычки поганые так и осталися.

У этой миловидной женщины, лет семидесяти пяти, я больше одиннадцати лет пила кровушку ещё в детском доме, а потом и с её внучками подружились, и те частенько приглашали меня в гости. Поэтому, она мне была как бабушка или мама, которых у меня никогда не было.

– Я тоже рада вас видеть, Валентина Петровна! – освободилась от стальных тисков. – У меня практика в другом городе, вот, решила заскочить перед началом учебного года. Послезавтра уезжаю.

Окинув меня с ног до головы и убедившись, что, помимо потрепанности, я не выгляжу как падшая женщина, баба Валя дала–таки добро, чтобы переодеться и пройти дальше.

– Смотри мне, не пакостничай! – пригрозила мне пальцем.

– Да ну что вы, Валентина Петровна, когда такое было?! – театрально закатила глаза, направляясь в комнату Алинки, чтобы переодеться.