— Эй! Ты уже сообщил Глэнде, что я жива?
— Да, конечно, от меня же информацию ещё со вчерашнего вечера требовали…
Шварх, такой козырь упущен!
— Слушай, а можешь в общей системе пока что мой статус не менять?
— В смысле?
— Оставь «пропала без вести», как стоит сейчас. Если кто-то захочет его поменять, сообщи мне незамедлительно. Ладно?
— Хорошо… — в голосе Юза послышалась растерянность.
— А что насчёт видеокамер казино? Ты подключался к ним? Искал убийцу?
— Конечно, искал! За кого ты меня принимаешь?! — возмутился напарник, но почти сразу же сник. — Мы переиграли сами себя. Помнишь, ты просила как-то задержать охрану?
— Ну, и?
— И я не только свет, оказывается, выключил, но и питание у камер главного зала и вип-зоны… В общем, ничего. Совсем ничего.
Швархова задница! Вот тебе и агент тау-класса…
— Ксан…
— М-м-м?
— Ты меня простишь?
— За что именно?
— За… всё…
Промолчала, не зная, что ответить. До сих пор доверяла ему свою спину. Мы вместе прошли огонь и воду, и чёрные дыры. Напарник понимал меня с полуслова, а я всегда полагалась на его глаза и уши. Если он говорил бежать, я бежала, если говорил стрелять — делала это даже вслепую. Однажды меня ослепила световая граната, и я трое бесконечных суток пересекала гнилые болота Пикса, ежесекундно рискуя стать жертвой оголодавших краммеров или увязнуть в обманчиво прозрачных водах. Весь мой мир на несколько десятков часов сократился до голоса Юзефа. Я знала его дыхание. Порой он не успевал мне что-то сказать, но по тому, как парень задерживал воздух или шумно выдыхал, определяла, что надо повернуться, резко уйти вбок от атакующего хищника или наоборот затаиться. Вселенная! Я доверяла Юзу как себе!… До этого дня.
В голову ядовитыми змеями полезли неприятные мысли о том, как часто он подключался к моему роботу, чтобы посмотреть его глазами на меня и на то, что делаю. Как выхожу из душа, завёрнутая лишь в одно короткое полотенце. Как обнажённая сплю на кровати, подтягивая колени к животу и стараясь отогнать мысли о Святозаре. Как плачу в подушку после очередного разговора с Элеонорой. Как время от времени по душам общаюсь с Тором или Квином, когда те находили возможность выбраться на Тур-Рин. А ещё Юзеф следил, куда я езжу. Возможно, даже прослушивал мои разговоры.
Всегда чувствовала, что за мной приглядывает Э-Эс-Эр, и мирилась с политикой фоновой проверки организации. Если начинала, пускай и незначащие, отношения с кем-либо, руководство под микроскопом изучало жизнь этих людей, цваргов или пикси, чтобы убедиться, что они не секретные агенты, втёршиеся в близкий круг разведчика. Но даже Феликс делал это ненавязчиво, скорее, с позиции любящего отца, который присматривает за своей дочерью. Проверял отсутствие судимостей, штрафы, образование, какие-то общие сведения, но никогда не устраивал откровенную слежку. А вот то, что проделывал Таурецки, было мерзко, отвратительно и гадко. Смогу ли простить его? Возможно. Смогу ли вновь начать ему доверять? Боюсь, что уже нет.
— Юзеф, — вздохнула глубоко, — чтобы завоевать доверие, нужны годы, для разочарования достаточно одного мига.
— Ах вот как… — Голос напарника резко изменился, стал до боли едким и язвительным. — Всё понятно. Значит, как тебе нужна моя помощь, так сразу «Юз, помоги», «Юз, отключи камеры», «Юз, сделай то-то, прикрой мою задницу, сыграй по-чёрному»… А когда признался тебе в своих чувствах, так ты обозвала меня сопливым, зелёным юнцом!
Сглотнула твёрдый ком, внезапно образовавшийся в сухом горле. На тот момент, когда Юзеф стал моим напарником и мы успешно завершили несколько операций, я всё ещё собирала своё сердце по осколкам. Предательство Святозара действительно сильно подкосило меня. Очень долго не могла принять тот факт, что помимо меня у него, оказывается, уже давно были жена и ребёнок. Разум отказывался в это верить. Ведь мы строили планы на совместное будущее, он даже предлагал съехаться… Вся эта история вызывала во мне бурю противоречивых чувств с гнилым послевкусием. Святозар умудрился не просто обмануть меня и воспользоваться моим к нему доверием. Он одним махом перечеркнул всё, что было между нами, и заставил меня почувствовать себя последней паршивой дрянью, которая чуть не увела чужого мужа. Такой вот — чистокровной эльтонийкой. И это было действительно горько.