— Привет-привет, внучок… — от бабушкиного тона я замерла на месте. — А что не через окно, а? — после этих слов я уже не дышала, кажется, сейчас начнется смертоубийство.

Скача на одной ноге, я надевала плавки.

— Не в моем возрасте по окнам лазить, баб Ась, — отшутился Киселев.

Я уже застегивала верх купальника.

— Ты-то дурачком не прикидывайся. Думаешь, я поверю, что Ева у меня храпеть начала, как пьяный прапорщик?

Да?! Храпит? За десять дней ни разу не проснулась от храпа. Я справилась с застежкой, и пока бабушка не превратилась в разъяренного ковбоя с хлесткой плетью в виде полотенца, вылетела из своей комнаты.

— Бабуль, мы купаться! — Я схватила Лёню за руку и потащила к выходу. Он не упирался и послушно следовал за мной.

— Слушай, да она у тебя партизан, — тихо произнес Киселев.

— Скорее, разведчик.

Мы быстро спускались к морю, опасливо кидая взгляды назад. Не сговариваясь, прошли в конец пляжа и только тогда расслабились.

— Тетки уехали? — спросила я.

Лёня ни разу не поднимал эту тему с первого разговора.

— Ага, только давай не будем о них. У меня от отпуска осталось три дня, хочу провести их приятно. — Расстелив покрывало и бросив вещи, он протянул мне руку. — Идем купаться. Поныряем.

Подхватив на руки, Киселев занес меня на глубину и бросил в воду. Я, возмущенно барахтаясь, ругалась на чем свет стоит, с трудом выплыла, отплевываясь от соленого привкуса во рту.

— Евчик, ты вообще растешь? — Киселев смотрел на меня сверху вниз, а я гордо задрала голову. — Сколько в тебе?

— Неприлично спрашивать такие вещи, — ворчала я, приводя себя в порядок. Купальник забился в самые интересные места.

— Это возраст неприлично спрашивать, — смеялся он, глядя на меня, присел в воду и, работая руками, держался на плаву. — Метр шестьдесят?

— Шестьдесят два. — Окунувшись с головой, я привела волосы в порядок. — И хочу тебя огорчить, расти я уже вряд ли буду, если только в ширину.

— А с чего я должен огорчаться, мне и так нравится. — Он нарезал круги, словно акула, загоняющая свою жертву. По крайней мере, в мультиках именно так и показывали. Повернулся ко мне спиной и произнес: — Ну, залазь на плечи. Проверим, стала ты грациозней или нет.

Мои губы сами надулись в обиде, я окатила водой спину Киселева и нетвердой, но решительной походкой зашагала к берегу. У волн были свои планы — меня затянуло обратно. И я безуспешно боролась со стихией под злорадный смех.

— Ладно, буду прыгать, — согласилась я.

Выбора мне не оставили: выйти на берег не получалось, а просто так бултыхаться в воде — скучно. Забравшись на плечи, я отметила про себя, что тело Киселева стало более жестким, с явно очерченными мускулами на спине, руках и груди. А вот грации во мне не прибавилось ни на грамм. С визгом я неуклюже шлепнулась в воду. В сентябре запишусь на какую-нибудь гимнастику, честное слово!

— Ох, Евлампий, ты безнадежна, — Киселев смеялся и вытаскивал меня на берег. — Надо запомнить — прыжки в воду не твое!

— Я это и так знала, ты мне выбора не дал.

— А теперь даю, вино или самогон дяди Гриши?

— Что? — я рассмеялась на предложение. — И как часто ты соблазняешь девушек с помощью дяди Гришиного самогона?

— Соблазняю я собой. — Он гордо провел руками вдоль своего тела. Да, там было на что посмотреть. — А друзей спаиваю самогоном. Ну, так что?

Друзей…

— Вино! — фыркнула я.

Киселев открыл рюкзак, быстро накрыл импровизированный стол. Персики, виноград, бутерброды с сыром и вино. Стаканчики он забыл, поэтому пили мы из горла. За глупой болтовней ни о чем, запасы вина удивительно быстро заканчивались, и, набравшись смелости, я задала вопрос, который меня давно волновал: