– Мне как-то один раз сон снился, – Наташа поежилась. – Реальный такой, я даже когда проснулась, долго не могла поверить, что я на самом деле дома. Мне снилось, как будто я проснулась, а я на самом деле живу в деревне. И я, только не смейся, крепостная крестьянка! Меня какая-то толстая баба тычет в бок и сует в руки ведро. И командует доить корову. И вот я смотрю на эту корову, а она говорит: “Муууу!”
– Логично, – фыркнул я. – Коровы какой-то такой звук и издают.
– А я боюсь. Корова смотрит с таким видом, будто сейчас меня боднет. А я точно знаю, что мне ее подоить надо. Я говорю: “Коровушка, дай молочка…” А она улыбается, такая…
– Корова улыбается? – удивился я.
– …а у нее во рту – клыки! Как у волка. Я бросаю ведро и убегаю. Потом спотыкаюсь и понимаю, что падаю. Прямо в колодец. Вот типа того, который мы в самом начале видели.
– Ты главное эту историю завтра на концерте не рассказывай, – засмеялся я.
– Ой, да! – Наташа всплеснула руками. – Хотела с тобой как раз об этом поговорить. Можно я завтра не буду концерт вести? А то мне… Не по себе.
– Корова с клыками… – задумчиво повторил я. – Ну, это аргумент, конечно.
– Я серьезно, – сказала Наташа и уперлась в меня немигающим взглядом. – Мне прямо страшно здесь. Будто я вообще сплю все еще. В том самом сне.
– Да как скажешь, моя королева, – кивнул я.
– Ой, спасибо тебе! – она порывисто кинулась меня обнимать. – Ты даже не представляешь…
– Все нормально, Наташ, – сказал я. – Тараканы бывают всяких мастей. Хочешь, можешь вообще в автобусе спрятаться и не выходить.
Наташа замерла, как будто прислушиваясь к своим чувствам. Потом покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Если я пропущу ночевку на сеновале, я себе никогда не прощу!
******
Деревенская свадьба – это, конечно, мероприятие не для слабонервных. Степан как-то на старте меня заболтал, и я даже не успел подумать, под что это такое он нас подписал. Как-то мимоходом подумал, что, поужинаем по-быстрому где-нибудь с краешку и разбежимся по местам ночевок. В конце концов, это же не наш праздник. Мы к нему никакого отношения не имеем. Но хрен там угадал, разумеется.
Банкетный стол был далек от изысканности. Горы салатов стояли прямо в эмалированных тазиках. Сало, с искрящимися кристалликами соли по поверхности, было порезано крупными шматами. Вареная картоха громоздилась прямо-таки гималайскими пиками. И мясо, блин. Вот уж не думал никогда, что мяса может быть чересчур много. Жареное с луком. Котлеты размером с лапти. Их тоже принесли в эмалированном тазу. Соленые помидоры и огурцы даже не стали доставать из банок, поставили прямо так. И пирамиды из вареных яиц. И корзинки с хлебом еще. И плошки со сметаной. Такой густой, что ложка там не просто стояла, нужно было еще постараться ее туда воткнуть.
Мне даже в какой-то момент захотелось сбегать за камерой и снять медленно вот этот самый стол. И отправить кассету в будущее. Мол, смотрите, привет вам, друзья мои, из голодных девяностых.
А потом я подумал, что не вижу тут практически ничего покупного. Все это кулинарное роскошество недавно или росло на грядке, или мычало, или хрюкало. Из покупного было только несколько бутылок водки. Их гордо поставили в центр стола. И не трогали по началу, видимо, оставив “на сладкое”. Пили самогон и какие-то сладенькие наливочки.
Голоса слились в одну сплошную какофонию, и я даже не пытался каким-то образом уследить за нитью разговоров. Незачем. Я этих людей вижу в первый и в последний раз в жизни. Что мне до того, с кем спуталась оторва-Ленка, и кому еще задолжал зампредседателя Кириллыч. Просто это была такая… музыка. Из голосов, звона стаканов, тостов, воплей “Горько!” и взрывов хохота.