Женщина повернула голову к плечу, втянула воздух и скривилась, в очередной раз убедившись в необходимости помыться после дальней дороги.

- Ванна уже готова, - оживился мальчик. – Мы Вас заметили еще на подступах к городу.

- Шустро вы, - улыбнулась женщина и направилась было в сторону своего крыла, но мальчик предупредил ее:

- Вас отец ждет.

- Я воняю. Подождет, - отмахнулась она.

- Но он не в духе, - не сдавался мальчик.

- Я тоже, и что теперь? – чуть раздраженно обернулась к нему женщина. Мальчик втянул голову в плечи и попытался прикрыться седлом. Женщина замерла, поняв, что он ожидает удара. Тяжело вздохнула, успокаиваясь.

- Сегодня все не так, как надо, - пробормотала она. – Ладно, зайду к отцу. Он ужинает?

- Нет, он в кабинете, - мальчик облегченно опустил седло.

- В такой час? – удивилась женщина.

- Не выходил из кабинета с тех пор, как ему письма принесли, - решил уточнить мальчик.

- Понятно. Молодец, правильное уточнение. Беги, давай, домой, - она помахала на него ладонью, прогоняя. – Конюхам передай, что я пообещала выпороть всех, если они не займутся моей лошадью прямо сейчас.

- Хорошо, леди Кеттелин, - кивнул паренек. – А Вы не скажете… мы победили?

Орешек с надеждой уставился на нее в ожидании ответа: как и всякий мальчишка, он хотел принадлежать роду победителей.

- Победа, малыш, есть понятие очень размытое, - подумав, сказала женщина. – Народу говори, что сегодня мы победили. Но если кто из Дома спросит подробности, то эти придурки вопреки приказу командира сожгли несколько деревень, нахватали всего, что плохо лежит, потоптали посевы и вырезали уйму народа. Без особых на то причин – просто потому, что враг. Победа ли это?

Мальчик задумался, потом осторожно ответил вопросом на вопрос:

- Будет много сирот и жажды мести?

- В точку, мой мальчик, в точку, - кивнула женщина и пошла в сторону отцовских Палат, шурша кожаным плащом. – Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, леди Кеттелин, - чуть поклонившись ее спине, отозвался он.

***

- Хорошо, что ты пришла, - сказал Дегеда Мудрый, когда она открыла дверь его так называемого кабинета: это было тесное помещение в холодном крыле, где не было бревенчатых стен, только унылая каменная кладка, и его не делали уютнее или хотя бы красивее даже растянутые на толстых гвоздях кроваво-красные знамена. Камин давно и безнадежно погас, от камней веяло холодом, и мужчина недовольно потирал ноющее колено. Несколько свечей сгорело, превратившись в лужицы воска, остальные доживали свой коротенький век, трепеща тускнеющими огоньками, так что в кабинете было сумрачно и неуютно. Кеттелин зябко поежилась.

- Почему вы еще не ужинали, отец? – она подошла, чтобы обнять мужчину.

- Ох, - отозвался тот, обнимая дочь и похлопывая ее по спине. – С такими делами аппетита нет совсем.

- А что у нас с делами? – спросила девушка, подсаживаясь на скамью рядом и беря в руки листы с отчетами разной степени корявости. – О, боги, автору этого писания хорошо бы еще раз поучиться писать – ей-богу, как гусыня задницей елозила.

- Да не читай, не порть глаза, - отмахнулся отец. – Я тебе и так перескажу. Дороги разбиты, товары с юга портятся. Купеческая гильдия требует возврата своих налогов. Казна опять показала дно. Твоих сестер пора выдавать замуж – творят неизвестно что. А твой брат купил себе свору охотничьих собак, и теперь сутками пропадает в лесах вместо того, чтобы помогать старику.

- Вы совсем не старик, не наговаривайте, - сурово ответила Кеттелин, повернув лицо отца к себе, чтобы оглядеть его потрепанное ветрами и изборожденное морщинами лицо. На голове его еще довольно густо росли седые волосы, стянутые в кудрявый хвост, но надо лбом уже начала угадываться большая проплешина. – Вы статный, крепкий и хороши, как выдержанное вино.