Ребёнок, которого родила не я. Который появился у него. С ней.

С Леной.

Лена.

Я даже не сразу осознаю, что шепчу её имя. Оно скользит по языку, как яд, который действует не сразу, но уже разливается по крови.

Лена, которую я учила.

Лена, которая смотрела на меня широко распахнутыми глазами, ловила каждое слово, нервно теребила волосы, боялась сделать ошибку.

Лена, которую я приводила в операционную, объясняла технику шва, показывала, как держать скальпель, учила, как не дать страху взять верх.

Лена, которая приходила ко мне домой пить чай, сидела в этом самом кресле, где сейчас Глеб, сжимая чашку двумя руками, как школьница.

"Я так восхищаюсь вами, Лада Александровна. Вы такая сильная."

Чёрт возьми.

Как долго?

Как долго она пила мой чай, смотрела мне в глаза, улыбалась, спрашивала о медицине, о жизни, о Глебе?

Она спрашивала о нём.

Я не замечала.

Я сама пустила её в свою жизнь.

Шесть лет.

Я читаю снова и снова. Слова начинают двоиться, расплываться перед глазами. Мне нужно вдохнуть. Нужно успокоиться.

Но я не могу.

В голове картинки – как я стою за её спиной в ординаторской, поправляю её руки, когда она неловко держит инструмент.

Как я приношу ей кофе в ночь перед сложной аттестацией.

Как смеюсь, когда она случайно разбивает пробирку и смотрит на меня испуганно, ожидая крика.

Как я говорю Глебу, что она способная, что ей просто нужно немного поддержки.

Глебу.

Человеку, который спал с ней, когда говорил мне, что любит только меня. В груди что-то разрывается.

Я захлопываю ноутбук. Руки дрожат.

Глеб во сне шевелится, что-то бормочет себе под нос. Я замираю, прислушиваюсь.

Но нет. Спит.

Как легко тебе спится, Глеб? Предатель!

Я смотрю на него в темноте.

И чувствую, как что-то во мне сгорает.

Я не помню, как выехала. Как вызываю такси, как отвечаю односложно водителю, как пальцы стискивают ремень безопасности так, что ноют суставы. Всё размыто, как в тумане, будто сознание защищается, отказывается принимать реальность. Но я еду. К ней. К Лене. К той, кто приходила ко мне за советами, за поддержкой, за наставлением. К той, кто сидела за моим столом, пила мой чай, заглядывала мне в глаза с уважением, ловила каждое слово, улыбалась, смущалась, кивала. К той, кому я доверяла. К той, кто, наверное, в какой-то момент начала доверять мне в ответ настолько, что, трахая моего мужа, даже не чувствовала себя виноватой.

Я не продумываю слова, не строю план. Я не знаю, что скажу. Мне просто нужно её увидеть. Посмотреть в глаза. Найти ответ. Я же врач. Я же должна понять, что пошло не так, где была ошибка, что я пропустила, что проглядела, где мой диагноз оказался неверным. Ведь что-то должно было насторожить. Что-то должно было предупредить меня. Не может быть, чтобы я не заметила.

Я выхожу из машины, не помню, как расплачиваюсь, не слышу ответа водителя. Дверь квартиры Лены резная красивая, как и район и дом, в котором она живет. Тонкий свет льётся из-под нее, узкая полоска пересекает коврик у входа. Звонить не хочется. Стук по дверному косяку сухой, глухой.

Лена открывает сразу, будто стояла за дверью.

Я не узнаю её.

Я ведь видела её сто раз, слушала, как она говорит, как смеётся, как волнуется. Я знаю, как она поправляет волосы, как кусает губу, когда думает, как выдыхает, когда нервничает. Но сейчас я не знаю её. Лена смотрит на меня испуганно, растерянно, но не виновато. И это самое страшное.

Я смотрю на неё. Вижу тень за её спиной.

Маленький силуэт.

Ребёнок.

Глеба ребёнок.

Он выходит из-за её ноги, цепляется за платье пальцами. Светлые волосы, круглые карие глаза. Копия Лены.