Чтоб тебя!

Гореть начинают даже уши, стоит представить очередную нашу тренировку. И любопытство только подстёгивает вот это всё, в чём от адекватности осталось — капля. Потому что я выспалась. Потому что ночевать в одной спальне нам ещё несколько ночей.

Потому что я, блин, хочу почувствовать то, о чём так распинаются все эти авторы любовных романов, когда небо в алмазах и сплошные фейерверки в глазах. И точно знаю, что в этот раз не разочаруюсь.

Кстати, о глазах…

Прикрыв веки и подвигав обе линзы туда-сюда, я быстро и часто моргаю, увлажняя радужку.

Кто бы знал, что это так проблемно. От линз глаза краснеют уже через час носки и сохнут так, что моргать хочется исключительно под душем. Отсутствие привычки? Может быть, врач предупреждала, но от этого не легче. Глаза — мой рабочий инструмент и в эти дни напрягаться им и напрягаться.

Хотя бы потому что мне ещё как-то бы выкроить время для домашки, иначе к сессии придётся писать всё это ночами, а для ночи дел хватит и так. Ведь клиентов никто не отменял, а они ждать не любят, забывая, что, помимо работы, мне надо хотя бы спать. Но нет, стоит не ответить на сообщение в течение десяти-пятнадцати минут и начинается атака по всем фронтам. Всем, указанным на сайте, контактным фронтам.

Ладно, с работой разберусь потом, когда вернусь, а вот с приёмом… Собственно, со вчера платьев в моём гардеробе не прибыло и можно сообщить об этом Глебову, но… Отношения у них с отцом и так не фонтан, и Илья, который Глебович, ухватится за любой новый повод, чтобы добавить его в это болото неприязни. И чтобы никуда не идти.

Из вариантов есть ещё Татьяна Михайловна, но после того как мы сбежали с обеда, так неловко, что нет, к ней я тоже не пойду. Что остаётся? Остаётся один-единственный вариант, взятый «на всякий случай», и собственные умения.

— Маш? — Из-за какого-то тропического фикуса выходит Глебов, на ходу убирая телефон в карман.

— Я здесь.

Выпрямившись, я смотрю, как он подходит ближе, как присаживается передо мной на корточки, как кладёт широкие ладони на мои колени.

— Самое время извиниться за то, что я тебя сюда притащил, — невесело хмыкает Глебов, не отрывая от меня серьёзного взгляда.

— Я сама притащилась, никто не тянул, — легко пожав плечами, я медленно, но уверенно убираю его руки и кладу ногу на ногу. Потому что да, нервирует.

Иронично вздёрнув бровь, Глебов поднимается и садится рядом, притягивая в объятие. Настолько не обязывающее, что, расслабившись, я откидываюсь на него спиной, глубоко вздыхая.

— Не боишься привыкнуть? — насмешливый шёпот в самое ухо, и широкая ладонь, легко пробравшаяся под край кофты. Без намёка, ага.

— Мне тебе ещё два предмета сдавать, — фыркаю весело, не отрывая взгляда от розового пушистого цветка напротив, — это не способствует привыканию.

Тепло, светло и спокойно. Пожалуй, это место станет моим любимым в доме на ближайшие пять дней.

— Как одно связано с другим? — хмыкнув, Глебов трётся щекой о мою щёку. Редкая и колючая щетина царапает нежную кожу едва-едва.

Интересно. Вместо ответа я откидываю голову ему на плечо, ладонью коснувшись твёрдого подбородка. Пальцы скользят по резким линиям, то и дело натыкаясь на отдельные щетинки.

— Как часто ты бреешься?

Глебов чуть отстраняется, чтобы, повернув голову, посмотреть на меня. Хмыкает каким-то своим мыслям и, склонившись, любимым насмешливым шёпотом интересуется мне прямо в ухо:

— А ты, радость моя?

Смысл вопроса доходит не сразу, но, когда реакция, наконец, случается, я, задохнувшись от возмущения, вскакиваю. Недалеко, потому что на это Глебов и рассчитывает, перехватив меня почти мгновенно и полностью перетянув к себе на колени. Лицом к себе, причём перетянув. Так, что я дёргаюсь, осознав себя оседлавшей собственного препода.