Слава дрыгает ногами наотмашь – реально разнесет. Под нами кровать опасно щелкает и скрипит. Даже во время секса так шумно не было.

– Сам виноват, разбудил лихо, – я кладу его на лопатки полностью и сажусь сверху победительницей. Тянусь, зеваю. А Слава замер и смотрит. С застывшей улыбкой на губах и в глазах. В ней много грусти. Меня мигом наполняет тоска.

Точно. Он же сегодня уезжает.

Я каменею и опускаю руки на его грудь. Мы долго смотрим друг на друга – запоминаем. Пока тишина не становится настолько оглушительной, что разрывает душу. Слава сглатывает и заправляет мне волосы за ухо.

– Я буду скучать, – его голос ломается, становится более низким, заряженным печалью.

– Я тоже, – сама едва говорю и перехожу на шепот. – Даже если ты – предатель.

Он корчится от досады.

– Блин. Прости. Я просто… очень хочу туда. И тебя очень хочу.

– Туда, очевидно, больше, – я опускаю плечи и отворачиваюсь к окну. Там виден утренний город, его разноцветные многоэтажки и зеленый густой парк вокруг. Сплошная зелень закрывает горизонт. Солнце бьется в стекла жаркими лучами.

– Просто… возможности сюда не приедут. А мы ведь можем не расставаться.

Слава аккуратно поворачивает мое лицо за подбородок пальцами. Они теплые, и мне приятно. Я повинуюсь, а взгляд все равно прячу. Не даю себе пропасть в этих зеленых глазах с золотым свечением. И упрямо молчу.

– Ты ведь тоже можешь туда поступить. Нам всего год протянуть. Время же ваще летит. Я буду часто приезжать.

– Не хочу я в Москву! Мне и здесь хорошо, – руки на груди не скрещиваются, а скручиваются.

Слава вздыхает.

– Деготь вон непонятно, где служить будет. Они целый год не увидятся. Но Ксю обещала его ждать, – особенно последнее предложение звучит с претензией.

Он меня еще укоряет? Что я не хочу жить без него?

Я мотаю головой и жмурюсь.

– Лерыш, давай хотя бы попробуем, а? Я буду звонить тебе каждый день. А через месяц приеду на выходные. Посмотрим, как мы продержимся этот месяц, хорошо? И там решим.

Ох, уж эти ложные надежды. Я-то по-любому буду тебя ждать. Буду жить от звонка до звонка. А ты там тусить и знакомиться с новыми людьми. Неизбежно. Новый город, универ, общага – и везде толпы красоток. Да у тебя будет тысяча причин обо мне не вспоминать! Это у Дегтя в армии никаких соблазнов. Конечно, Ксюня его туда легко отпускает.

– Лерыш, – Слава смотрит так жалобно, выглядит очень милым. Глаза большущие, губы – в линию, брови сдвинуты. Господи, как его не любить? – Пожалуйста, Лерыш, ответь, когда я позвоню из Москвы.

Я вскидываю лицо к потолку и хватаюсь обеими руками за шею.

– Ты сначала позвони, а я решу, отвечать или нет, – мне хочется звучать гордо, а получается обиженно. Все надулось внутри, ни лопнуть, ни пробить. Очень плотно, оттого невыносимо.

– Ладно, – Слава вздыхает и опускает тяжелый взгляд.

Дурак, конечно, я отвечу! Всегда отвечала и буду. Я ведь живу только ради твоего взгляда, всегда жажду твоего внимания, обожаю тебя, как бога.

И кажется, это неправильно…

Слава смотрит – и солнце восходит, уводит глаза – и снова ночь. Как это в себе перебороть?

Я мотаю головой отчаянно и слезаю с него.

Мы одеваемся и выходим из комнаты. Слава, держа за руку, ведет меня за собой на кухню, откуда слышны голоса остальных.

Я с каждым шагом краснею на один тон больше, потому что понимаю, что не перебегала в Ксюнину комнату, и его родители наверняка все поняли. Но Слава улыбается широко. Кажется, его ничто не смущает. А мне страшно… Одного строгого взгляда Олега Михайловича хватит, чтоб сердце остановилось.