– Только зла, пожалуйста, не держи, – Киров серьезен. Говорит уже без улыбки. Выпрашивает прощения, а я даже не обижена.

– Просто отвези меня к врачу, и разойдемся.

– Ладно.

Меня отвлекает телефон.

Денис Перфильев: «Яна, ты не придешь сегодня?».

Черт. Мы ведь должны были вместе доклад рассказать по истории искусств. Бедный Денис. Придется ему за двоих отдуваться.

«Я поскользнулась и ушиблась. Сейчас еду в больницу», – отписываюсь без смайлов, чтобы он не думал, типа я ему в друзья набиваюсь. Хотя папа, наверное, только бы обрадовался, если б я с таким отличником подружилась. Но Денис все равно его боится. Не буду пугать лишний раз.

«Оу, – приходит от него сразу, а затем почти минуту длится пауза. – Надеюсь, не сильно. Поправляйся скорее».

«Точно не умру. Извини, что подвела с докладом».

Вместо полноценного эмодзи я высылаю обратные скобочки – показать, что мне действительно совестно.

Денис отвечает тем же – скупой скобкой вместо улыбки, и добавляет: «Ничего страшного».

Все мое общение с однокурсниками так и проходит после зимней сессии. Матвей всех напугал, а меня проклял. Теперь они уверены, если со мной связаться, то отчисления не миновать. Глупые люди. И Гурская там всем наговаривает.

Судя по тому, как трепещет передо мной Киров, вся академия об этом судачит. Несомненно, в нашей группе есть специальный чат, где остальные перемывают мне косточки. И я почти не сомневаюсь, что Гурская там пуще всех меня хает, а другие поддакивают, не разбираясь.

Ну и плевать. Осталось всего-то три с половиной года протянуть. На открытый буллинг эти трусы явно неспособны, только игнорировать. А общаться с этими кретинами я и сама не хочу. Не сильно-то и пострадала. Просто влюбляться ни в кого больше не буду, и все. Никаких проблем.

Телефон напоминает мне периодически о новых непрочитанных сообщениях. Заставляет меня отвлекаться от дороги. Последним висит уведомление от незнакомого номера:

«С днем рождения, Песик! Чмав💋».

Че, блядь? Инна? Ну и дрянь! В блок.

Не ленюсь сразу же это сделать, стараясь не реагировать на косой взгляд Воронцовой. Она то на меня, то на руль, то на дорогу смотрит. Очевидно, боится угодить в еще одну аварию.

Только выключаю экран, он снова загорается. И рингтон орет. Слишком неожиданно для такой тишины.

Брат звонит. Я выдыхаю и нажимаю на зеленую трубочку.

– С днюхой. Теперь ты по всему миру, наконец-то, совершеннолетний. Даже в Гондурасе, – смеется Вован.

– Спасибо. Для Гондураса только и рос, – усмехаюсь, уводя взгляд от экрана и от Воронцовой, которая сидит с покерфейсом, лениво хлопая ресницами. Они такие длинные, что я боюсь, всю пыль мне тут в салоне взбаламутят.

– Тебя, гондона, там заждались уже, – Вован шутит, но я знаю, что в этом есть много правды. В том, что я гондон. По крайней мере, перед ним.

– Еще лет двадцать подождут, – бормочу в ответ. Ничего остроумного в голову не лезет.

Воронцова опять хлопает на меня ресницами. Наверное, в окружении дочери ректора никто не употребляет слово «гондон». Там вряд ли даже «презерватив» используют.

– Я все-таки приду на вечеринку.

– Да? – меня радует эта новость и удивляет. – А почему передумал?

Вован молчит пару секунд. Замялся. Кажется, сейчас будет что-то сокровенное, а тут Воронцова все слышит. Но я не успеваю его предупредить.

– Инна замуж выходит.

Блядь. Шустрая же сука. И все равно меня поздравляет? Вот на нее у меня зло никогда не кончится. Порвал бы в клочья, мразоту такую.

– Не удивлен, – отвечаю, внезапно, спокойно. – Ее будущему мужу могу принести только соболезнования.