Она не двигается, даже чуть-чуть пятится и переводит на меня испуганный взгляд. Он цвета кленового сиропа. И ощущается таким же тягучим.

– Здравствуй, Дима, – с волнением произносит Римма Семеновна. Дыхание томное. Или это меня помутнение еще не отпустило.

Вован, не получив обнимашку, прокашливается и прячет руки за спину. Голову опускает, потому что краснеет. Нам всем троим неловко. У Риммы Семеновны смуглая кожа, поэтому румянец не виден, да и освещение подводит. Но по плечам, которыми она пожимает едва заметно, словно блузка туга, я понимаю, что ей стыдно.

– Давно не виделись, – продолжает брат. Голос набрал силы. Робость прошла. Он снова улыбается, бегая глазами по лицу Риммы Семеновны.

Хм. Любопытно. Кто они друг другу?

После Инны у Вована точно никого не было. А с Инной он вообще с первого курса встречался. В школе дружил сначала с Олей, потом – с Машей. Никакой Риммы я не помню. Если бы он кого-то безответно любил, я бы наверняка был в курсе. Но я не в курсе. А они так тушуются… Друзья бы так не тушевались точно. И тем более приятели. Может, Римме Семеновне просто стремно, что она здесь официанткой работает?

– Да. С самого выпускного, – она то бросает в брата смущенный взгляд, то снова бегает им по залу.

Вован почему-то каменеет. И мы все втроем молчим. Может быть, всего несколько секунд, но, по ощущениям, долго. Я невольно верчусь корпусом. Самому хочется деться куда-нибудь. Здесь, как назло, все пространство открыто. Все у всех на виду. Даже бармен за стойкой спрятан всего наполовину. И Даша, директор, уже за нами наблюдает.

– А вы как… здесь? – подаю голос, а то пауза затянулась. Только отчаянные глаза Риммы Семеновны заставляют меня постесняться собственного вопроса. Хотел разбавить, а лишь добавил неловкости.

– Подрабатываю. Приходится, – выдыхает она и пожимает смиренно плечами. Потом переводит внимание на Вована и улыбается застенчиво. – Я же в академии нашей работаю. В отделе по внеучебной деятельности. Бюджетникам не так много платят. А здесь… чаевые хорошие.

Я снова пробегаюсь глазами по залу. Действительно. Тут все «папики» Москвы кучкуются. Суют купюры налево и направо под юбки официанткам просто за эстетичный вид на время трапезы. Не сомневаюсь, что порой позволяют себе и больше. А Римма Семеновна всегда казалась из тех, кто не потерпит такого обращения. И как она сюда затесалась?

– А это ресторан нашего отца, – заявляет Вован и так довольно улыбается, что даже я начинаю думать, будто он хвастается. Хотя он, скорее, от растерянности.

Римма Семеновна вскидывает брови. Я улавливаю ее мысленное желание провалиться сквозь землю.

– Вот как… Не знала.

– Мы сюда его день рождения отмечать пришли, – брат тычет в меня пальцем, не глядя, потому что глаз от нее оторвать не может.

– Еще раз с днем рождения, Дима, – она улыбается мне, потом смотрит на брата смешанным взглядом. Там и улыбка, и робость, и что-то нечитаемое.

– Как дела у тебя? – Вован очень четко улавливает желание Риммы Семеновны с нами распрощаться и чуть шагает в сторону, заранее перекрывая ей путь.

Она замирает и вздыхает, вбивая ребро блокнотика в ладонь.

– Нормально. А у тебя как?

– Тоже неплохо. Радио свое в прошлом году открыл, – Вован поднимает лицо горделиво и улыбается искренне.

– О, классно. Помню, ты мечтал об этом.

Вован кивает, втягивая щеки. Вид донельзя самодовольный. Вызывает в Римме Семеновне искреннюю улыбку.

– Пока только по Москве вещаем, но сейчас планируем в другие города выйти.

– Мм, это супер, – Римма Семеновна резко зажигается и становится похожей на себя настоящую. То есть обычную. То есть академичную. – Мне как раз нужны кейсы успешных выпускников. Дашь интервью? Поделишься своим опытом?