Они переглядываются и снова смеются. Я отворачиваюсь к стеллажу с книгами, скрещивая руки. На кривые переплеты смотреть сейчас приятнее. Они надо мной не издеваются.

– Ты же искал любовь, – Зефирка распахивает огромные глаза. – Она буквально сама тебе под бампер свалилась.

– Да эта Воронцова… странная же.

Безглазый пацан каким-то боком косится на меня с фото. Жуть.

– Да адекватная она вроде. Ну, скрытная, да. Общается всегда сухо. Но таких людей много. Им просто время нужно, чтобы раскрыться, – Зефирка переводит взгляд на высокий потолок, который весь исписан мудрыми фразами великих мужей. Иногда залипательно их почитать, но сейчас не до этого. – Уля с Матвеем ведь дружили с ней нормально. Она с ними даже в клуб ходила.

– В клуб? – у меня бровь заскакивает на лоб. – Неожиданно.

Воронцова – та еще загадка. То есть клубок противоречий.

– В клуб твоей мамы, кстати, – Зефирка улыбается.

– Хм. Это неудивительно. Он же самый популярный в городе, – я горжусь.

– И диджей там самый крутой, – добавляет Барх, приподнимая кепку, типа к нашим услугам.

Никогда не упустит случая похвастаться, кто он есть и чем занимается. Даже перед нами. Мы с Зефиркой смеемся.

Успокоившись, она снова смотрит на меня серьезно. Голубые глаза мне что-то внушают.

– Воронцова просто выплеснула злость на фотографию. С кем не бывает. Наверное, Матвей ее серьезно обидел.

И во мне на мгновение просыпается надежда, но снова тонет, еще глубже, пробивая дно. Интересно, насколько серьезно я ее обидел?

– А че он конкретно сделал? – аж перепонки настраиваются на Зефиркин тихий голос. И весь я сам льну к столику, поближе. Любопытно, что у них за отношения. То есть вообще удивительно, что у этой Несмеяны были какие-то отношения. Кажется, проще из швабры чувства выбить, чем из Воронцовой.

Зефирка пожимает плечами и почему-то хватается за телефон, но не разблокирует экран, а просто гладит пальцем по нему, оставляя жирные разводы.

– Да фиг его знает точно. Я же в чужую жизнь не лезу.

Мы с Бархом на это улыбаемся. Оба знаем, что Зефирку хлебом не корми, дай посплетничать да наладить чужую жизнь. Она всех своих подруг уже пристроила. Меня вот только все никак. Я ее главное разочарование.

– Воронцова типа застукала Матвея и Улю целующимися и взбесилась. Уля говорит, что Матвей ее против воли поцеловал, – Зефирка разглядывает себя в темном отражении экрана и поднимает на меня взгляд. – Это как раз, когда они в клуб пошли тусить втроем.

Я киваю.

– Матвей поначалу, наоборот, оправдывался, что это Уля к нему пристала, а он типа с Воронцовой уже замутил. Но после отчисления он Воронцову говном поливал. Типа она ему решила отомстить за отказ, – Зефирка пожимает плечами. – Не понимаю, зачем тогда Улю оставила. Но своей версией Воронцова, разумеется, не делится. Хер разберешь, короче.

Они с Бархом смотрят друг на друга и оба опускают уголки губ. Я повторяю за ними. Она продолжает:

– Уля считает, что ее не отчислили, потому что она умная, типа такую трудно завалить. Хотя она сама все у отличника Перфильева списывает и вообще эксплуатирует его по полной, – в тоне Зефирки появляется много пренебрежения и чуточку зависти. А еще обида за Перфильева. У нее просто бывают обострения в случае несправедливости. – А он, влюбленный дурак, кажется, на все готов ради крох ее внимания.

– Понятно, – выдыхаю удрученно, хотя нихера не понимаю. Одного отчислили, другую – нет, притом все виноваты, и никто себя виновным не считает. Реально муть.

– Ну, и короче, с тех пор Воронцову все игнорят, – Зефирка рассекает ладонью воздух, подчеркивая отрицание. – Она как призрак теперь. Уля даже чат создала, куда пригласила всех, кроме Воронцовой. Там всякие сплетни в основном обсуждают. Вроде. Я просто выключила уведомления и не читаю. Изредка только, от скуки.