Ведь я не только позволяла всему этому случиться, но и молчала. Наверно, это огорчает и ранит сейчас больше всего: у меня была семья, старшие братья, были живы родители.

Как можно девочке восьми или двенадцати ли лет оставаться невидимкой для тех, кто должен быть ближе всего?

…Мне пятнадцать или шестнадцать, но я уже встречаюсь с женатым мужчиной. Сейчас другое время. Мало кого это удивит, но в те времена такое было чем-то ненормальным. Но только не для меня. Я совершенно ничего не знала ни о сексе, ни об отношениях. Девочкам просто неоткуда было это узнать. В то время было нормально ждать одного-единственного, выйти замуж по любви…

Этот «поклонник» кажется положительным: женат, двое детей (он привозил мне альбомы и показывал их фотографии), работает строителем. Он верующий. Он ходит в церковь. Интересно, в чем он кается на исповеди?

Память опять подводит – не дает вспомнить, как мы познакомились, как впервые занялись сексом. Хотя… Он уверял, что мы ничем таким не занимаемся. Вставить член не до конца – не считается. Ни перед людьми, ни перед женой, ни перед Богом – это не секс, а значит не измена. И кто я такая (мне всего пятнадцать), чтобы не верить?

Он ждал меня после лицея, отвозил на фургоне в лес… Уверял, что после того, что происходило, я останусь девственницей. Которой я давно, с восьми, уже не была.

Мне пятнадцать, я настолько наивна… И тогда я действительно верила, но сейчас точно могу сказать: не было там никакого «не до конца»!

Он просил брить ноги до паха – я брила. Это видела мама, но ничего не заподозрила и не сказала. Значит, все в порядке? Значит, он не обманывает?

История будет иметь продолжение, но, пожалуй, расскажу об этом отдельно. Пока же кажется правильным собрать воедино еще пару воспоминаний.

…Не помню, сколько мне было лет. Не больше семнадцати – еще до смерти папы. Я никогда не имела привычки «шататься» где-то, поэтому просто прогуливалась по нашей улице. Мне понравился мальчик, а я – ему. Начали гулять вместе, общались. Кажется, даже за руки не держались, не говоря уже о чем-то большем. Это продолжалось какое-то время, пока однажды он не попросил пойти с ним, якобы забрать что-то.

Солнце уже клонилось к западу, вечерело. Помню, мне не очень понравилась эта идея, но я пошла. Через овраг, к району новостроек. Он завел меня в один из недостроенных домов, заставил встать на колени… Появились еще два его друга…

Я плохо помню, что было дальше. Как выпрыгнула в окно, как потеряла обувь, как бросилась к своему дому…

Помню, что потом целую неделю отказывалась выходить. А в окно видела, как мой недавний «поклонник» продолжает ходить вдоль нашей улицы…

Это заметил мой старший брат. В то время он уже работал в полиции. Сейчас я благодарна за то, что он заставил рассказать, не отмахнулся, не пожал равнодушно плечами, когда я на первый его вопрос «Что случилось?» ответила «Ничего». Человека, привыкшего молчать, не так-то просто разговорить… Но у него получилось.

Наверное, я рассказала, как зовут обидчика, или просто показала. Помню, как приехала в отделение полиции, подтвердила, что это он пытался меня изнасиловать. Кажется, именно тогда «поклонник» просил у меня прощения.

Что было потом, я знаю только по рассказам других, как, впрочем, и почти все годы детства и юности. Его сильно избили. Били так, чтобы не было видно синяков. Били так, что мой несостоявшийся насильник потом десять дней пролежал в больнице. А потом узнала, что ублюдок просто хотел отомстить моему среднему брату.

Это был первый раз за жизнь, когда кто-то заступился за меня, наказал обидчика. Правильно или неправильно – тогда это было неважно. Да, пожалуй, неважно и сейчас.