7. 7. Теплые носки

На Новый год все члены семьи получали от бабушки носки. Разноцветные, шерстяные, теплые, плотные, кусачие носки, завернутые в полиэтиленовый пакетик и связанные между собой ниточкой. Ниточку надо было разрезать или разорвать — и тогда их можно было носить.

Не члены семьи носки не получали. Кого к ним относить, а кого нет, самолично решала сама бабушка и чаще всего — в какой-то далекой жизненной перспективе — оказывалась права. Например, она вручила пару отличных синих носков Мите, который тогда был просто парнем ее внучки, даже не женихом. И ведь не ошиблась: они с ним поженились через год, родили двоих детей и до сих пор вместе живут. А вот дядя Витя, который изменил тете Свете, маминой сестре, оказался отлученным от носочного счастья раз и навсегда, и плевать бабушка хотела на то, что штамп в паспорте все еще позволял считать его членом семьи. Она таких ошибок не прощала, и даже когда Светка приняла неверного мужа обратно, бабушка своего решения не изменила. Носков на Новый год дядя Витя больше не получал. Никогда.

В разные периоды своей жизни она по-разному относилась к этим бабушкиным носкам. В детстве они были привычной, но не особо интересной частью праздника (прилагающаяся к носкам шоколадка была гораздо интереснее). Зато потом носки активно использовались по назначению, например, надевались под валеночки, особенно если надо было не просто до садика добежать, а, к примеру, на горку идти.

В школьном возрасте она красноречиво закатывала глаза, получая от бабушки очередные носки, но под строгим взглядом мамы всегда бормотала «спасибо, ба» и целовала ее в щеку. Но сами носки потом, конечно же, не носила. Немодно, некрасиво и вообще, мам, ну зачем она их каждый раз дарит, а? Скажи, что мне не надо!

Мама называла ее неблагодарной, она в ответ хлопала дверьми, подростковые бури бушевали в их доме, как и полагалось, а носки стабильно продолжали каждый год появляться под елочкой.

В студенчестве, переехав в общагу, она заново оценила бабушкин подарок, потому что зимой по холодному продуваемому полу, оказывается, было гораздо комфортнее ходить в тапочках и в теплых вязаных носках. За зимний семестр все имеющиеся в наличии шерстяные носки прилично истерлись, и на следующий Новый год она с благодарностью приняла от бабушки новую пару. И в этот раз абсолютно искренне расцеловала ее в обе щеки.

Сейчас же, когда она жила с мужем и детьми в новой квартире, шерстяные носки толком не пригождались никому из них. На детей было проще надевать специальные термоноски, которые отводили влагу, а они с мужем работали в теплом офисе и ездили на хороших машинах, так что бабушкин подарок применялся по назначению только пару раз в году, в те дни, когда на улице уже холодало, а отопление дома еще не дали.

Периодически она перебирала все эти запасы и уносила невостребованные шерстяные носки на всякие благотворительные сборы, хотя ей всегда почему-то было за это неловко.

А новые носки тем не менее продолжали появляться каждый Новый год. Неизменные и неизбежные, как день и ночь, как смена времен года, как жизнь и смерть.

Бабушка начинала подготовку загодя: могла в июле позвонить и степенно поинтересоваться, не будет ли она против, если пятка у носка будет красненькая, потому что зеленая пряжа уже закончилась.

— Да как хочешь, ба! — бросала она на бегу, решая миллион своих важных неотложных дел, которые были гораздо серьезнее выбора цвета носков. — Мне вообще неважно!

— А Мите какие вязать? Синие или черные?

— Любые!