Я плюнула ему в лицо, а он наотмашь ударил меня по губам, разбив их в кровь.

– Ах ты ж тварь! Раздевайся, соска! Не хочешь по-хорошему, я тебя раздеру на части и мясо выкину шакалам.

– Я принадлежу ибн Кадиру. Ты уверен, что имеешь право трогать то, что принадлежит ему?

Я искренне надеялась, что это отрезвит озверевшего от похоти араба или даст мне хоть какую-то отсрочку. Паника накатывала волнами и становилась нестерпимой. Если он притронется ко мне, я умру.

– Мы с ним братья. Все, что мое – его, а то, что принадлежит ему, является и моим. Тем более какая-то шармута. Все равно я прирежу тебя потом и вышвырну в пески, а ему скажу, что ты меня оскорбила и заслужила смерти. Такие, как ты, здесь дохнут как мухи. Ценности в тебе никакой, разве что дырка твоя.

Он схватил меня за волосы и начал насильно опускать на пол, а я впивалась ногтями ему в лицо, царапала его щеки и глаза. Но ублюдок ударил меня кулаком в живот, и я упала на колени, поползла вперед, пытаясь вырваться, но он снова схватился за верёвку и силой дернул к себе, потащил по полу. Бедуин развернул меня на живот, навалился сверху, задирая мокрую материю мне на поясницу, и в этот момент я вдруг услышала его нечеловеческий вопль. Веревка перестала давить горло, и вместе с дикими криками Максуда раздалось низкое утробное рычание. В бок бедуину впилась клыками огромная собака или волк. Я застыла от ужаса, меня словно парализовало. Я вообще впервые видела такую огромную тварь с черной шерстью и вздыбленной холкой, и такой невероятно большой головой. Араб вопил и бил зверя в ребра и живот кулаками, пытался его отцепить от себя и лишь сильнее орал от боли. Пес держал бедуина намертво, и когда тот брыкался, зверь начинал его трепать, а бедуин от боли закатывал глаза и дико выл. Пока вдруг в его руке не сверкнул нож, и он не ударил пса в плечо, но тот вдруг разжал челюсти и перехватил руку Максуда, хрустнули кости, и от бешеного крика я зажмурилась и закрыла уши руками. В ту же секунду раздался голос ибн Кадира.

– Что здесь происходит? Ты как посмел войти в мой шатер, Максуд?!

– Твоя псинаааа откусит мне руку… пусть отпустит, браааат!

– Держать, Анмар!

– Аааааа, брат, больнооо… ты чтооо?!

Ибн Кадир повернулся ко мне. Быстрый взгляд по моему лицу, по моему телу, и глаза из зеленых стали темнее бездны, с каким-то утробным рыком он повернулся к Максуду, который корчился на полу.

– Ты посмел тронуть мою вещь? Ты… посмел… это сделать, Максуд? Анмар охранял ее. Ты проигнорировал мой приказ?

Максуд стонал и дергался на полу, по его щекам текли слезы, а меня тошнило от одной мысли, что он испытывает адскую боль.

– Она же грязная русская шлюха. Я бы просто трахнул ее, и все… вещь, Аднан. Всего лишь вещь. Я всегда делился с тобой… а ты со мной!

– Когда я этого хотел! Сейчас я ясно дал понять, чего хочу! Ты нарушил мой приказ… и ты знаешь, что тебя за это ждет!

Максуд быстро затряс головой и зарыдал.

– Не надо, Аднан… не надооо. Я же брат тебе, а она – никто. Она всего лишь шармутааа. Меня из-за нее?

– Нет, Максуд. Не из-за нее, брат, а из-за тебя. Ты ослушался моего приказа. Приказа твоего Господина.

– И чтооо? Я же член твоей семьи? Я же не какой-то там солдат. Ты что – будешь меня наказывать, как простого смертного?

– Нет! – голос ибн Кадира доносился глухо и хрипло, а я зажмурилась и не смотрела туда, потому что не могла видеть, как Максуд стонет от боли, и как его кровь стекает из пасти пса. – Я тебя накажу, как брата, который обманул мое доверие.

– Пожалуйстаааа, – простонала я, – не надо. Пощади его… прошу тебя!