Сказанное звучало как приговор. Однако в глубине глаз Бернса легко читалась тревога, будто он прикидывал варианты развития событий, перебирая тактические схемы и осознавая, что времени у них нет. Станция активировалась, и людям, оставшимся на обшивке, грозит не меньшая опасность, чем тем, кто оказался в лабиринтах внутри.

– Но… – начал было Лунев, однако полковник жестом приказала ему замолчать.

– Соберите людей и оборудование, – негромко проговорил Бернс, вглядываясь в его измождённое лицо. – Я свяжусь с «Коршуном» и доложу ситуацию. Мы не имеем права терять оставшихся.

На экранах сканеров цифры неумолимо росли – сначала гравитация поднялась до пяти «G», затем стремительно достигла одиннадцати «G». Каждый новый показатель создавал смертельное давление, способное буквально сжимать всё вокруг, и даже самые опытные члены экспедиции едва удерживали равновесие на скользкой поверхности, где каждая секунда отсчитывалась с нарастающей неизбежностью катастрофы.

Полковник установил связь с кораблём. На другом конце канала сразу ответил капитан, его голос прозвучал напряжённо.

– Кто говорит? Доложите обстановку!

– Говорит заместитель командующей десантом, полковник Бернс… – начал он, его голос прерывался эхом нестабильных сигналов, но тут его прервал нетерпеливый и требовательный вопрос капитана Артамонова.

– Как, Бернс? А где руководитель экспедиции Соловей? Робинсон, наконец?

– Адмирал, я докладываю: вы не даёте мне слова сказать. Соловей, Робинсон и два бойца прорвались во внутренний периметр станции. Станция активируется, и возможности открыть вход нет – гравитация уже достигла одиннадцати «G». Наши датчики фиксируют экстремальные перепады в гравитационном поле, и расчёты показывают, что любые дальнейшие попытки манипуляции с входом станут безнадёжными. Запрашиваем экстренную эвакуацию.

Артамонов на мгновение замер – эта информация поразила его до глубины души. Разум, перегруженный данными, искал выход, решение, которое спасло бы жизнь оставшимся на обшивке и, возможно, спасло бы тех, кто оказался внутри. Он огляделся, изучая лица своих помощников, на которых читались не только усталость, но и страх за судьбу друзей и товарищей.

Один из помощников робко предложил:

– Эвакуация, капитан. Экстренная и незамедлительная. Потом будем думать, как и что… – но Артамонов перебил его:

– А как же наши товарищи, которые оказались во внутреннем периметре станции? Сергей Артемович, как? Мы их бросим?

Боев, человек, известный своей мягкостью, вдруг заговорил жёстко, словно отстаивая последние искры человечности:

– Выбора нет, капитан. Надо действовать. Соловей – учёный, Робинсон – боец. С ними два десантника – они сумеют защитить себя. На кону жизни тридцати человек, и мы не можем рисковать.

Артамонов понимал, что промедление могло обернуться катастрофой. Он осознавал всю тяжесть ответственности, лежащей на его плечах, ведь личные переживания капитана теперь стояли на кону вместе с жизнью его команды. Глубоко вздохнув, он отдал приказ.

– Командующий Фу-Линь, отправьте тяжёлый шаттл, приспособленный для полётов в атмосфере планет, к инопланетной станции для экстренной эвакуации личного состава.

Ответ Фу-Линя прозвучал по-военному чётко:

– Слушаюсь, капитан.

Затем Артамонов связался с полковником Бернсом.

– Полковник, я отправил шаттл для экстренной эвакуации. Держитесь. Попытайтесь связаться с Соловей или Робинсон – выясните, что происходит во внутреннем периметре.

Ответ Бернса был кратким, но насыщенным тревогой:

– Понял, капитан. Ждём шаттл. Гравитация уже двенадцать «G». Поторопитесь, а то эвакуировать будет некого. Мы пытаемся связаться с Соловей и Робинсон, но ответа нет.