В салоне невероятно дорогой машины прохладно и тянет приятным ароматом. Миллс берет управление на себя. Я занимаю место пассажира и мне тут же приходит в голову, что еще никогда я не бывала так расслаблена. Каждый раз, как мы ехали куда-то с Ивлином, я была по уши в делах. “Наверное, я заслужила отпуск”, – приходит в голову отвлеченная мысль. И тут же меня накрывает стыд – как я могу думать об отпуске, пока не знаю, что там с моим сыном?!

Машина тем временем срывается с места и вливается в плотный поток транспорта. Идеальная звукоизоляция не допускает в салон шума. Я смотрю за окна, по привычке уже думая о том, как там мой мальчик, как вдруг Милсс сам прерывает молчание:

– Нас обоих сочли предателями, если ты это хотела знать, – говорит он.

Я отрываюсь от своего занятия и перевожу вопросительный взгляд на него.

– Что?

– Я целый оборот просидел в изоляторе.

– За что? – поначалу мне даже не удается осознать то, о чем пытается сказать мне Миллс.

– Потому что отказывался признать Раду и требовал, чтобы меня послали обратно. Они решили, что я попал под воздействие валорианцев, они ведь ставили над пленниками особенные опыты.

Невольно вздрагиваю, ведь это правда. Имперцы действительно пытались сломать тех, кто попадал к ним в застенки, но это не дало результата и в итоге они завели себе штат шпионов.

– Но мне пришлось смириться в конце концов, – произносит он совсем другим тоном. – Ведь только так я мог узнать о твоей судьбе.

– Узнал? – холодно переспрашиваю я, хотя в глубине моей души рождается новое чувство к Миллсу. Кажется, я ему сопереживаю.

– Судя по всему, твой хозяин неплохо заметал следы, – скалится он. – Зепп убедил нас обоих в том, что тебя больше нет.

Обоих это кого? – не успеваю понять я, потому что наш гравикар снижается, но перед остановкой Миллс успевает сказать:

– Веди себя благоразумно, Рея, надеюсь, теперь ты понимаешь, что я готов на многое пойти ради тебя.

Мы оказываемся перед очень красивым шикарно освещенным зданием, где нас встречает разодетый персонал и я понимаю, что даже не спросила, в честь чего прием.

– Мы чествуем долголетие дома Эветт, – как будто уловив эти мои мысли сообщает Миллс. Перевожу взгляд на него и мой спутник тут же добавляет, – как же я ненавижу его.

– А Доракс? – вставляю я.

– Просто обязан будет явиться, – чеканит Миллс. – Он не может быть не приглашен. Но разговаривать с ним ты будешь строго в моем присутствии, – при этом спутник крепко сжимает мою ладонь. – И когда вы поговорите я буду ждать заявления, которое ты мне обещала.

Я проглатываю слюну. Все это отдает чем-то нехорошим, чем-то, на что я совсем не рассчитывала.

Зал украшен так пышно, что у меня разбегаются глаза. Разнообразные вежливые гости то и дело подходят к нам кто с чем. Кто-то хочет выразить сочувствие по поводу Ивлина, кому-то хочется поприветствовать Миллса, а кому-то лично меня, прочем, Доракса не видно и тут я замечаю Раду, окруженную шикарной свитой и мне тут же становится не по себе. Я не хочу встречаться с этой надменной альтерранкой, особенно учитывая то, что ее муж, хоть и обиняками, кажется, признался мне в своей симпатии. Мне просто будет тошно говорить с ней и если Рада задаст мне какой-то вопрос, я не уверена в том, что сумею и дальше быть спокойной серой мышкой. Кажется, что что-то во мне надломилось и треснуло. Я больше не я.

Отпрашиваюсь у Миллса в туалет. На мое счастье, за мной никто не следует. Видимо, мой спутник считает, что отсюда я уж точно не сбегу.

Останавливаюсь там у зеркала и плещу себе в лицо водой. Мне нужно просто остудиться и тут позади меня звучит голос: