Джадак часто заморгал, и в уголках его глаз проступили слезы.

Успокаивающим жестом Сомпа положил ладонь ему на плечо:

– Я хочу задать вам несколько вопросов. Моргните один раз, если ваш ответ – «да», и дважды, если «нет». Вы меня поняли?

Пациент моргнул.

– Мы подключили к вашему горлу чувствительный микрофон. Позднее, когда почувствуете силы, вы сможете говорить. Понимаете?

Джадак моргнул.

– Я назвал вас по имени. Вы узнали это имя?

Моргнул.

– Помните что-то из своей жизни?

Моргнул.

Сомпа бросил быстрый взгляд на Безант, которая стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Здесь, в «Авроре», мы продлеваем жизни пациентов, – продолжил Сомпа все так же тихо и неторопливо. – Позволяем на много лет пережить отведенный им срок. Но вы – случай один на миллион… Кто-то назовет это врачебным чудом. Немногим предоставляется шанс начать жизнь заново. Вы понимаете?

Пациент моргнул.

Сомпа распрямился:

– Вы что-нибудь помните об аварии, из-за которой впали в кому?

Джадак моргнул дважды.

Сомпа покосился на монитор сердечного ритма:

– Не страшно, капитан. Память со временем вернется. Вас что-нибудь беспокоит? Боль, неудобство?

Моргнул дважды.

– Ощущаете свое тело?

Моргнул.

– Хотите сесть?

Когда пациент подтвердил желание, один из меддроидов нажал кнопку на пульте, и изголовье кровати поднялось. Другой подал стакан воды, и Джадак стал жадно пить через трубочку.

– Попробуете поговорить? – предложил Сомпа через минуту.

– Да, – прохрипел Джадак и откашлялся: – Риз?

Сомпа поднял взгляд на дроидов, ожидая объяснения.

– Второй пилот, – подсказали ему.

– Сожалею, капитан. Ваш напарник не пережил аварию.

Джадак понурил голову, но через мгновение вновь ее поднял:

– Корабль.

Сомпа позволил тому же дроиду ответить:

– У нас нет информации о корабле.

Внезапно лоб Джадака рассекли морщины, и он обвел взглядом собственное тело:

– Я не чувствую ног.

Головные отростки Сомпы покачнулись.

– Мы были не в силах сохранить вам нижние конечности. Мы решили не устанавливать протезы до тех пор, пока не будем уверены, что вы в состоянии ими пользоваться.

Джадак проглотил это известие молча.

– Сколько я уже в койке? – наконец спросил он.

Сомпа перекинулся быстрым взглядом с Безант, и та опередила его с ответом:

– Шестьдесят два стандартных года.

Голубые глаза Джадака выскочили из орбит – почти в буквальном смысле этого слова.

Привыкая к новым ногам, Джадак плавал в фирменной бакта-камере от «Залтина», наполненной прозрачным голубоватым гелем, который был разогрет до температуры его тела и изготовлен по специальной рецептуре, чтобы соответствовать солености его собственных телесных жидкостей. «Чудо-смесь для чудо-человека», – схохмил ботан-санитар в день его первой продолжительной процедуры. Джадак был одет в одни плавки, а на лице у него были закреплены легкий дыхательный аппарат и маска-голоэкран, который транслировал записи, подготовленные Сомпой и его коллегами: краткую сводку новостей за последние шестьдесят два года галактической истории.

В первые две недели после выхода из комы Сомпа не подпускал пациента к Голосети и регулярно вводил ему легкое успокоительное. От зеркал Джадака тоже держали подальше, но однажды ему удалось краем глаза углядеть свое отражение на отражающей поверхности одного из механизмов, следивших за его здоровьем. Постарел, но отнюдь не так, как должен был. Оброс бородой. Волосы – все такие же светлые – имели пробор посередине и ниспадали почти до самых плеч.

Медсестры и санитары – как люди, так и инородцы – водили его на прогулки по широким, надраенным до блеска коридорам медкомплекса и по ухоженной прилегающей территории, которая, казалось, тянулась до самого горизонта – к высоким башням столичного города Оброа-Скай. На прогулках он встречал и других пациентов, многие из которых находились на восстановлении после омолаживающих процедур. И всем без исключения строго-настрого наказали сводить все разговоры с Джадаком к светской беседе. Ни слова о прошлом, ни слова о новостях. «Ах, какой чудесный день! Эти сады великолепны, вы не находите? А на ужин обещают нечто особенное…» Его разум был заторможен препаратами, а рутинный распорядок дня и ночные сны почти убедили его в том, что ничего неординарного не произошло и он как будто бы поправляется после аварии на свуп-гонках – вроде той, в которую он попал на Фондоре еще до войны.