Следующая «живая» картинка в моём воображении отображает события, произошедшие лишь восемь лет спустя. Мне двенадцать-тринадцать лет, и я с родителями отдыхаю на море, в чудесном благословенном краю, вид которого запечатлён в моей памяти. Всё остальное – снова набор сухих фактов: одиночество, оскорбления и издёвки одноклассников, выступления в музыкальной школе. Но, начиная с отрочества, воспоминания, именно как картинки, всплывают уже чаще, поддерживая иллюзию беспрерывности жизни, а то, что произошло за последние десять лет, я ярко помню во всех деталях.
1
Санитары все были красавцами, как на подбор. Словно в насмешку над нами. А может, напротив, чтоб радовать глаз. По крайней мере, мой. В отделении лежали лишь мы с Балдуином. К нам приставили двух санитаров. И, по случайности, обоих звали Арсениями. Они даже были внешне похожи. Познакомившись с ними получше, я заметила и иные сходства.
Главврач, Александр Юрьевич, заходил почти каждый день. Мы называли его просто Саша. Это был молодой мужчина приятной внешности. Такой же красивый, как и наши санитары, но старше их лет на десять.
Был ещё один врач, Пётр Игоревич, пожилой, но не растерявший своей природной привлекательности. Он тоже заходил каждый день. Он был лечащим врачом Балдуина. Его называть просто Петей язык не поворачивался, но за глаза… Кстати, это он первый понял, что я симулянтка и отправилась в лепрозорий за своим возлюбленным Балдуином.
Наверное, все они считали, что я помешалась, но никто ничего не говорил. Мне просто продолжали колоть витамины и успокоительные.
Врачи и санитары поняли, что лепрозорий проник глубоко под мою кожу, въелся в разум, как неуничтожимая идея, и выгнать его оттуда будет невозможно до тех пор, пока Балдуин не выздоровеет. Этот внутренний лепрозорий разъедал мою сущность изнутри, вытягивал все силы, но вместе с тем оставался единственным смыслом моей жизни.
Один из санитаров, Арсений, имел первый разряд по шахматам, но карьера его не сложилась. Чемпионом мира он так и не стал. Теперь ему приходилось играть в шахматы с Балдуином, который эту игру просто обожал.
Арсений отучился в консерватории. Он был прекрасным пианистом, сочинял музыку и хотел стать композитором, но все его мечты разбились о суровые реалии жизни. Окончание консерватории пришлось как раз на девяностые, когда разваливался Советский Союз, и найти работу по специальности было чем-то за гранью фантастики. А тем более, по такой специальности, как у Арсения. Людям не была нужна музыка, они не хотели слушать концерты. Им бы не помереть с голоду, какие концерты! Везде шло сокращение, зарплату выдавали просроченными макаронами. И в театрах, и в филармониях, и во всевозможных домах культуры люди не получали ни копейки, поэтому были вынуждены увольняться и искать какие-то иные источники дохода, не всегда легальные. Так Арсений и попал в лепрозорий. Такие места всегда были на хорошем гособеспечении, всегда получали всё самое лучшее, но отнюдь не из сочувствия к несчастным пациентам, запертым в их стенах, а потому, что власти боялись: если больным что-то не понравится, и они начнут в чём-либо нуждаться и страдать из-за плохих условий жизни, то просто сбегут и начнут, не дай Бог, распространять страшную болячку среди населения. А ведь каждый, независимо от своего социального положения и наличия либо отсутствия в руках власти, может стать её жертвой.
Зарплаты платили хорошие, чтоб санитары и врачи не разбежались и хорошо следили за больными. А опасность, конечно… Ну, за всю историю лепрозория никто из медперсонала не заразился, так что… Но всё равно туда шли работать на свой страх и риск. А Арсений вообще ни разу в своей жизни о лепре не слышал и слабо себе представлял, что это за болезнь, и чем она опасна.