Странно, что Шефы не испытывали неудобств. Нилс никак не мог унять внутренний протест от необходимости обращаться так к тем, кому уже давно составлял достойную конкуренцию. Но он принял предложение участвовать в шоу, а значит, принял правила игры. К тому же, это вполне приемлемая цена за обширную рекламную кампанию — ведь стоит его, Нилса, лицу начать мелькать на экранах телевизоров и в Интернете, как народ примется гуглить и фамилию, и сайт ресторана.

Ему бы еще немного наглости — как у все того же соседа… Это ж надо! Сто человек стояло и слушало, как он любезничает с Шефами, признаваясь при этом, что знать не знает, какие именитые повара перед ним. Зачем, спрашивается, ты вообще тогда сюда пришел?

В попытке сбросить напряжение, Нилс то и дело поглядывал на соседа, пока не понял наконец, что к раздражению примешивается и вполне искренний интерес. “Китаец” колдовал над своей жаровней, как чародейка над котлом, добавляя то один, то другой ингредиент из огромной кучи, и каждый раз до Нилса доносился какой-то новый запах.

Большинство он знал и мысленно уже прикидывал, какой вкус будет у варева этого Лю. Но одну или две травы, пряные и свежие, он никогда не встречал, и их ароматы сбивали привычные сочетания, рождая совершенно новые композиции.

Увлекшись наблюдением за соседом, Нилс едва не упустил собственное блюдо. Добавив бульон за считанные секунды до того, как карамелизовавшийся лук начал бы подгорать, Нилс помешал будущий соус и снова принялся подсматривать, как Лю чистит кусочек имбиря своим огромным тесаком. Чистил он, надо отметить, виртуозно: тончайшие шкурки ложились на доску аккуратной стопочкой, а в руках у него был стремительно оголяющийся корешок, издававший сильный и приятный аромат.

И да. Какие у него были руки…

Наверное, Нилс был немного фетишистом, потому что первое, на что он обращал внимание, были руки. Мужские ли, сильные, уверенные, рельефные, с тяжами жил под грубоватой кожей, или женские, тонкие, нежные, холеные, — неважно. Он мог оценить любую красоту, и сейчас с уверенностью эксперта заявлял самому себе: у этого выскочки были просто невероятно красивые руки, за которые Нилс даже готов был простить ему неприятное первое впечатление.

Единственное несовершенство, портившее эти безупречные руки — неровный белесый шрам на костяшках правой. Впрочем, портившее — неверное слово. Этот шрам не был уродством, наоборот, он добавлял шарма. Заставлял мозг Нилса усиленно работать, подкидывая версии того, как Лю мог пораниться. Собственный, порой весьма болезненный, опыт подсказывал, что, скорее всего, это был глубокий ожог. Вторая из самых вероятных причин — драка или падение, приведшие к тому, что костяшки оказались стесанными до костей, а присоединившаяся к повреждению инфекция не дала коже затянуться ровно.

Нилс все смотрел и смотрел на этот шрам и на безупречные в остальном руки, пока не понял, что одна из них протягивает ему булочку. Эффект был сравним с тем, что произвел бы киногерой, вдруг спрыгнув с экрана кинотеатра в зал: магия была разрушена, и, что теперь делать, Нилс не знал. Он выпрямился, посмотрел обладателю безупречных рук в глаза, да так и застыл, не понимая, как должен реагировать.

— Ты хочешь? — сказал между тем “китаец”, глядя на него светлыми голубыми глазами, которых сроду не бывало ни у одного азиата. — Так возьми.

Нилс на автомате взял угощение — просто не нашел ни одного повода, чтобы отказать.

Булочка была обжигающе горячей и неожиданно тяжелой для своих размеров. Кто-то другой непременно обжег бы пальцы, но кожа Нилса загрубела после стольких лет работы на кухне и позволяла теперь и не такие фокусы.