– Митрофан Евлампиевич… – заробел господин хозяйственный распорядитель.

– Сие неважно! Непозволительно, любезный, вводить в заблуждение людей, вверенных вашему попечению. Извольте распорядиться насчет печей, иначе о вашей злокозненности станет известно господину Королеву. Навряд ли ему понравятся замышляемые вами и дружком вашим господином Елсуковым каверзы в отношении дров.

– Помилуйте…

– Не помилую. Ступайте, любезный, и не отвлекайте меня более от служения искусству!

– Да я мигом! Сей момент будет жарко!

– Вот именно, сей момент.

Шишкин выскочил за двери, успев бросить в мою сторону подозрительный взгляд, а господин Корсаков подмигнул мне и раскланялся. Я зааплодировала:

– Браво! Брависсимо!

– Ну, пустое! – заскромничал вдруг актер. – Вы мне вот что лучше сообщите, сударыня, откуда вы всегда про все знаете? Я вот ни на миг не усомнился, что дрова наши могут сгореть в печах елсуковского трактира. Но вы-то трактиров не посещаете?

Я пожала плечами:

– Просто я на прошлой неделе слышала, как господин Шишкин спорил с кем-то. Он просил по четвертному[4], а тот больше чем на двугривенный[5] не соглашался. Наша хозяйка не так давно купила дрова по тридцати копеек за сажень[6]. Так о чем могла идти речь возле дровяного сарая? Ну а кто приходил к Шишкину в тот раз, мне тот же Михеич сказал. Он-то как раз трактиры посещает и всех их хозяев в лицо знает.

– А может, господин Шишкин, напротив, сговаривался с трактирщиком о том, чтобы у того дрова прикупить?

– И притом предлагал более высокую цену, а продавец кричал: «Как хотите, но больше двугривенного с вас по великой дружбе не возьму!»?

– Логично. У вас потрясающие способности, сударыня. Вам бы на сцену, для актрисы жизненная наблюдательность и умение делать выводы отнюдь не лишни.

– На данный момент у меня более скромные намерения. Афанасий Николаевич заболел, и я намерена его заменить на сегодняшней премьере.

Господин Корсаков для начала сделал большие глаза, а затем побледнел вполне натурально.

– Но позвольте! – вскричал он. – Это никак невозможно! А вдруг кто из актеров забудет роль! Это же сочинение господина Шекспира! Тут никак невозможно текст портачить!

Господин Корсаков забегал по уборной – аж в глазах зарябило. Я дала ему вволю выговориться и, лишь когда он умолк, вежливо попросила:

– А вы меня испытайте. И потом, я уже подменяла дедушку. Извольте припомнить.

– Припоминаю. Но то была лишь репетиция. И потом в тот раз мы ставили не «Гамлета»! Не могу я девице четырнадцати лет от роду доверить дело столь ответственное.

– Пятнадцати, – поправила я.

– Что? А, все едино! Никак невозможно! Нет, надо поставить суфлером кого-то из актеров.

– Все актеры заняты в пьесе. Вы даже господина Массалитинова из любителей привлекли – Лаэрта играть.

– И все равно – я не могу пойти на такой риск!

– Что ж, извольте отменить премьеру, – со вздохом согласилась я. – Нужно только вернуть зрителям деньги за билеты. Дайте распоряжение кассиру.

Служенье музам, конечно же, бескорыстно. Но возвращать полный кассовый сбор! Покажите мне хоть одного антрепренера, который на это согласится.

– Сударыня, это шантаж! – заявил господин Корсаков, который нес ответственность перед труппой за сборы.

Я пожала плечами, в целом соглашаясь с такой оценкой. Александр Александрович еще чуток побегал по помещению. Потом замер, зажмурился и, покрутив указательными пальцами, попытался их соединить, не раскрывая глаз. Пальцы сомкнулись.

– Быть или не быть? – тем не менее возопил трагик.

– Ну конечно же быть, – оставила я за собой последнее слово.