Я посмотрел в сторону, и почти одновременно то же самое сделал Ришард Х. Целую секунду мы смотрели друг другу в глаза. Потом Ришард Х. сдвинул солнечные очки на лоб.
– Знакомое лицо, – сказал он.
9
На Максе была черная рубашка навыпуск; когда мы остановились у его столика на террасе, руки он не подал. И не сделал ни одного жеста, который бы выглядел приглашением занять свободные кресла.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, – сказали мы с Ришардом Х. одновременно.
Только тогда я понял, что вопрос был обращен не ко мне, и несколько секунд разглядывал свои кроссовки.
– Пойду возьму пива, – сказал Ришард Х. – Макс, хочешь чего-нибудь еще?
Он указал на пустой бокал у Макса перед носом. Из бокала торчала палочка для перемешивания, а на его дне лежали остатки льда и помятый кружок лимона.
Макс сделал почти незаметный кивок головой.
Ришард Х. пошел прочь от столика. К моей левой кроссовке сбоку прицепился кусочек не то смолы, не то мазута. У входа в бар Ришард Х. обернулся.
– Будешь что-нибудь пить… э-э-э?.. – крикнул он.
– Фред, – отозвался я. – Пиво, пожалуйста. Кружечку хорошо бы.
Тем временем Макс достал из нагрудного кармана мобильный телефон. Он долго смотрел на дисплей, а потом убрал телефон обратно.
– Тот мудак у тебя на дне рождения, – сказал он.
Я ухватился за спинку соломенного кресла и слегка подвинул его назад.
– Слушай, да как его? – сказал Макс. – Тот мудак.
Я сделал шаг вперед, оказавшись перед креслом, слегка согнул ноги в коленях и оперся руками о подлокотники. Макс достал из кармана брюк зажигалку, щелкнул ею, а потом задул огонек.
– Тот, со слащавой рожей, – продолжил он. – Умеет так горестно и понимающе смотреть, когда начинают говорить о раке. Или об ожогах и о внематочной беременности.
– Менкен, – догадался я.
Макс все поигрывал зажигалкой.
– Да, я его имею в виду. Эрик Менкен. Этот мудак.
– Да, – сказал я.
За столик позади Макса уселись две женщины в гидрокостюмах. В руках они держали по большому бутерброду и бокалу желтого лимонада.
– Твой друг?
Макс вытряхнул из пачки сигарету и зажал ее между губами. Потом щелкнул зажигалкой.
– Нет, не друг, – засмеялся я. – Он живет по соседству. Кристина его…
– По соседству с тобой? – удивился Макс. – Я думал, такие типы живут в Гое[15] или вокруг Корнелиса Схейта.[16] Что делает такой мудак в этой трущобе?
Я снова засмеялся; получилось громковато и несколько ненатурально. Я быстро огляделся, чтобы посмотреть, не возвращается ли Ришард Х. с пивом.
– Помню, как этот мудак хныкал по телевизору о больных детишках, – сказал Макс. – Что у них было-то? Какая-то прогрессирующая слабость, из-за которой в конце концов оказываются в инвалидном кресле. Вполне достаточно, чтобы захныкать, но этот мудак стоял между инвалидными креслами со своей плаксивой, слащавой рожей и изображал святую Терезу, покровительницу всех детишек в инвалидных креслах. По-моему, так нельзя – с пышущей здоровьем, загримированной рожей «известного голландца» симулировать жалость, стоя среди инвалидных кресел и аппаратов для искусственной вентиляции легких.
Макс в первый раз посмотрел мне прямо в глаза. Не вынимая сигареты изо рта, он зажал ее между пальцами. Дым с силой вырвался из уголков его рта.
– Тот, в ком есть хоть на грош приличия, черт побери, держится от этого подальше, – сказал он. – Не торгует собственной святостью за счет чужого горя. Иначе ты мудак. Более того, мудак у всех на виду.
Вернулся Ришард Х. с пивом.
– Только сразу не смотри в ту сторону, – сказал он Максу. – Позади тебя. Чуть сбоку.