Наверно, это был повод испугаться – но Арина сидела, окаменев и чувствуя лишь жар, что шел от худого тела Филина, от которого она ещё не отлипла.

– Тогда поступим так, – произнес Филин и осторожно отстранил от себя Арину: прикосновение отдалось легким ударом тока. – Я оформляю кураторство. Через пару часов заедем к тебе за результатами экспертизы и обследованием.

Совиная тень под его ногами дрогнула и почти растаяла.

***

Надо было отдать Арине должное: она быстро справилась с волнением, успокоилась и больше не ударялась в истерику. Когда Влад открыл ноутбук и принялся набивать официальный запрос на кураторство по форме 2.1-I, Арина молча села в угол, замерла там и, кажется, перестала дышать.

Ее настоящие чувства выдавали лишь руки, сжатые в кулаки на коленях. Он знал этот жест – так делают те, кто пытается сохранить контроль над ситуацией.

Арина воспринимала их общение как очередной допрос.

– Вообще вами должен заняться Отдел К, – произнес Филин, косясь в сторону девчонки. Она была одета в черные джинсы и черную рубашку, и шея и ключицы в прорези выглядели настолько тепло и невинно, так мягко были подсвечены выглянувшим солнцем, что Филину вдруг захотелось прикоснуться к ним. Провести пальцами по коже – просто так, без продолжений.

– То есть, специальный оперативно-аналитический отдел по изучению аномальных пространственно-временных явлений, есть у нас такая организация. Вернее, была, – продолжал Филин официальным тоном, механически сверяясь с текстом инструкции, которую знал наизусть. – Учет и контроль лиц, предположительно связанных с феноменом межпространственной миграции. Ну и угрозы национальной безопасности, разумеется.

Он и сам до конца не понимал, почему вдруг решил самостоятельно курировать эту Арину Осипову. Можно было бы просто передать ее людям в одинаковых ботинках и забыть. Отдать на опыты – так ведь положено поступать со всеми, кто может быть хоть каплю опасен.

Но у Арины Осиповой были карие с прозеленью глаза и светлые волосы, как и у той девочки, которую однажды забрали у Влада.

Потом она все-таки вернулась к нему – в старом растрепанном альбоме для фотографий, который Филин увидел уже в институте. Там были не снимки, а птичьи перья, аккуратно приклеенные к толстым серым страницам. Было там и воронье перо – на полоске бумаги осталось имя и фамилия, подписанные каллиграфическим почерком Окопченко, и Влад уже никогда, никогда и ничего не мог исправить. Ему оставалось лишь тащить этот груз на своих плечах, и с каждым годом он становился все тяжелее.

Но он мог помочь этой растрепанной девчонке, которая попала под музейную избу на курьих ножках – и не собирался упускать шанс.

– И что со мной сделают в этом вашем Отделе К? – спросила Арина.

– Да не пугайтесь вы так, – Филин старался говорить ободряюще, но сомневался, что получается хорошо. Щелкнул мышью, отправляя письмо. – Вы, во-первых, туда не попадете. А во-вторых, там никого не ели и не пускали на опыты. Изучали – да. Мы сейчас как раз за этим поедем к Белле.

Девушка вздрогнула, и Филин дружески поинтересовался:

– Ну диспансеризацию вы же проходили в своем мире?

Арина кивнула.

– Вот видите. Ничего страшного. Если вы лояльны, не агрессивны, не угрожаете – вас выпустят в мир.

Арина посмотрела на него с нескрываемым сомнением. Не поверила ни единому слову.

Пришел ответ. Филин открыл письмо, кивнул, увидев подтверждение запроса, и поднялся из-за стола. Надо было съездить к Белле – узнать результаты вскрытия.

– В моргах бывали? Мертвых боитесь?

Девушка сдержанно кивнула.