— Что за браслеты, раз уж о них зашла речь?

— Пережиток прошлого, — пожимает плечами и скрывается в ванной. — Привет из темных жестоких времен.

— Все равно ничего не понятно! — вскакиваю на ноги и следую за Адамом. — Они для меня опасны?

— Их надевали на провинившихся оборотней, — перешагивает бортик ванной и задергивает белую шторку.

— И?

Адам включает воду, и я заглядываю за шторку:

— И что дальше?

— Хочешь ответов, Эни, — он хищно улыбается, — то иди сюда и помой своего Альфу.

— Ты не мой Альфа…

— Хочешь завтра вернуться в город? — недобро щурится. — Если да, то, будь добра, свои капризы проглоти.

— Точно отпустишь?

— Если будешь хорошей девочкой, — хмыкает и прожигает черным взглядом. — Я тебя все равно заставлю зайти сюда и намылить мне спинку, но я бы предпочел, чтобы ты это сделала сама. Я хочу расслабиться.

— Ты в любом случае заставляешь меня, — ныряю за шторку и подхватываю с полочки мыло и мочалку из жесткой люфы.

— Нет, Эни, — отбирает мочалку и выкидывает ее за шторку, — руками меня помой.

Поднимаю взгляд. Совести никакой нет.

— И хорошо меня помойи во всех местах, — ехидно улыбается.

Намыливаю ладони. Мое сопротивление и смущение Адама заводит. Его член наливается кровью, приподнимается и подрагивает. Откладываю мыло на полочку и кладу руки на каменную грудь Адама. Мои ладони такие маленькие, а запястья тонкие.

— Что там с браслетами, — круговыми движениями намыливаю грудь Адама и краснею от его прямого взгляда.

— Они выключают зверя, подавляют и гасят волчью кровь, — тихо отзывается Адам. — Превращают оборотня в человека. Жестокое наказание для оборотня. Быть человеком означает быструю старость, болезни, медленную регенерацию и слабость.

— А мне браслеты зачем? — двумя ладонями намыливаю правое мускулистое плечо и спускаюсь по мощному предплечью к запястью. Перехожу к его левой ручище. — Я ведь человек.

— Для профилактики. Если укусят, то заражения и обращения не случится, — Адам убирает локон за мое ухо. — Хитрое решение, которое избавит от множества проблем. Да и кто пожелает делить одну Нареченную?

— Да я смотрю, что у Нареченных один на один все не всегда гладко, — поднимаю глаза, а мои руки скользят по напряженному животу к пупку.

Адам с рыком сжимает подбородок в стальных пальцах. Моя дерзость и намек на бывшую его возмутили.

— Ниже, Эни.

Моя ладонь спускается к лобку. Вспениваю завитки жестких волос.

— Смелее, Эни.

Сгребаю в мыльную ладонь яички, и медленно выдыхаю. Аккуратно перебираю их, мягко и слабо сминаю. Они приятные на ощупь и приятно перекатываются в пальцах. Ноги тяжелеют, а между ног тянет теперь не только болью, но и пульсирующим желанием.

— Я чую твой запах, Эни, — Адам обнажает зубы в оскале превосходства.

— Это ничего не значит… — обхватываю основание его твердого члена, и пальцы не смыкаются в кольцо.

И этот монстр побывал во мне. Я, что, резиновая?

— Ты меня хочешь, — шепот Адама сплетается с шумом в воды, а глаза вспыхивают желтым огнем.

— Физическое возбуждение не означает чувств.

— А мне не нужны твои чувства.

Веду мыльным кулаком под шумный и хриплый выдох Адама к головке:

— Впрочем, и мне твои чувства тоже не нужны.

— Нет, Эни, ты желаешь моего расположения, — наклоняется. — Я слышу твои мысли. Мало того, маленькая шлюшка, ты обиделась на Мартина и Эмиля.

Сдавливаю вздрогнувшую головку в злости, и лицо обжигает низкий стон. Медленным и скользящим движением прокручиваю кулак, и Адам цедит сквозь зубы:

— Поиграть решила?

Молча двигаю кулаком к основанию и убираю руку.

— Будьте добры, Альфа, повернитесь ко мне спиной, — подхватываю кусок мыла и тщательно намыливаю ладони.