— А вы, значит, стабильные? — зло щурюсь. — И никто тут не желает быть мохнатым чудовищем, если что. Ясно?

— Старухи сказали о браслетах отверженных, — Эмиль прижимает уши и облизывается. — Сказали, что они помогут… — переводит на меня взгляд, — в этой щекотливой ситуации.

— А нам про них не говорили, — цежу сквозь зубы.

Обидно. Сначала один бросает, теперь вот двое хотят сделать меня Отверженной. Я без понятия, что это означает, но в груди поднимается гнев на наглых сволочей. Нет, я не желаю быть им Нареченной и отрастить хвост, но злюсь.

— Ну так, где браслеты? — рычит Адам.

— Да, где браслеты? — возмущенно спрашиваю я.

Мартин и Эмиль переглядываются и не мигая смотрят на меня. Если они сейчас взирают на меня с недовольством и легким презрением, которого достойна непристойная шлюха, то что будет потом? Не знаю, как работает Нареченнось-Обреченность, но она явно крутит мохнатым остолопам мозги. Адам был готов беременную женщину убить. Я почувствовала его намерение умыться кровью бывшей и ее нового хахаля.

— Браслеты будут завтра, — шипит Мартин и переводит взгляд на Адама. — Но мы должны быть уверены, что тебя не переклинит.

— Ради нашей дружбы я буду держать себя в руках, — ехидно отзывается.

— В лапах… — шепчу я.

— А она забавная, — Адам с издевкой посмеивается.

— И ты добровольно наденешь браслеты? — Эмиль с сомнением смотрит на меня.

— Надену, — отвечаю тихо, но твердо.

— А теперь пошли прочь из моего леса, — рык Адама отзывается низкой вибрацией. — Я вам тут не рад.

— Это ты заварил кашу, Адам, — Мартин сжимает кулаки. — Ты ведь мог ее оставить в городе.

— А ты мне не указывай, что делать. За собой следи, — Адам накрывает когтистой лапой мою правую грудь и сжимает сосок.

Меня простреливает легкая искра боли, и я не могу сдержать стон. Эмиль и Мартин с гневным рыком бросаются в кусты на четырех лапах.

— Я слышу твое разочарование, Эни, — горячий и влажные язык скользит по шее и щеке. — Они бы кинулись на меня в моем лесу за Нареченную Волчицу, но не за обычную смертную сучку.

— Почему вернулся?

Стараюсь дышать ровно, что совладать со страхом перед монстром, чья жесткая шерсть щекочет спину. И ко всему прочему Адам возбужден. Я чувствую у поясницы нечто горячее, подрагивающее и скользкое.

— Лес не пожелал, чтобы я его оставил, — зарывается мокрым холодным носом в волосы на макушке, — а я обязан, как Альфа, прислушиваться к его воле.

— А он не желает того, чтобы ты меня отпустил?

— Давай послушаем, — низко и утробно урчит Адам.

Замолкаем, и я кроме хриплого и тяжелого дыхания Адама и шелеста ветра в ветвях деревьев ничего не слышу. Лесу, похоже, все равно на меня, и это неудивительно. Природа всегда была жестока к человеку, как и он к ней. У меня и самой нет к чаще Адама симпатии. У меня к ней страх и недоверие, ведь она связана с Адамом. И это она его породила таким наглым и бессовестным.

— Без моей милости лес тебя не выпустит, — шепчет на ухо. — Так это работает, Эни. Я прислушиваюсь к лесу, а он ко мне.

13. Глава 13. Хорошенько помой Альфу

— Мы можем с тобой договориться? — в легкой истерике спрашиваю я, когда Адам швыряет меня на кровать.

— Если мы можем с тобой что обсудить, то только позы, в которых ты мне хочешь отдаться, — Адам скалится в самодовольной улыбке.

— Ты мне сейчас рушишь мое будущее!

— Ты опять про учебу?

— Да!

— Я придерживаюсь мнения, что женщинам зря дали возможность учиться, — смеется.

— Сексист!

— Давай так, — Адам скрещивает руки на груди. — Эту ночь ты удовлетворишь меня, а завтра с браслетами Отверженной ты вернешься в город, если этого пожелаешь.