— Мне от страха бежать теперь быстро, без оглядки, сверкая пятками?

Он моргнул, широко улыбнувшись в ответ.

— Идея отличная. Вид сзади… у меня развитое воображение, Лю. Еще одно только движение, и мы уже не остановимся. Еще раз спрошу тебя: ты точно этого хочешь?

— А ты? — мне вдруг снова стало мучительно стыдно.

— С той самой секунды, как увидел я испуганную девушку в фойе метро, об этом мечтаю. Нет. Вру, разумеется, до пяти я успел сосчитать. Не маньяк, чай, какой.

Лгал, конечно. Хоть мы и клялись с ним друг другу не врать. Очень сложно поверить в такое...

Но мне сейчас было вообще все равно. А если вдруг я уже завтра умру и в моей жизни так и не случится подобных чудес? Зачем тогда жить?

Очень плохо меня воспитали родители.

С детства твердили они о любви, о доверии, верности. Вот и мечтаю теперь я о принцах на белом коне. Или котах на прокатных машинах. Нет, дорогой мой, никуда я теперь тебя не отпущу. Зубами буду держать, ногами, руками. Но счастливой сегодня побуду. Хоть коротеньких десять минут.

— А я, знаешь, маньячка, — поймала его недоверчивый взгляд, с духом собралась и продолжила: — Марк. Понимаешь… я сейчас сделаю страшную глупость и все такое. Мужчине, которого видела сегодня в первый раз, признаюсь, что, похоже, влюбилась. И поделать с собой ничего не могу. Между прочим, в любовных романах на этом месте герои обычно сбегают.

Он очень внимательно выслушал, даже не улыбнувшись. Несколько секунд помолчал, потом горячими пальцами свободной руки приподнял мой подбородок, вглядываясь в мое растерянное лицо, и сделал тот самый шаг.

Мы стояли вплотную, разделенные лишь сантиметрами. Я слышала стук его сердца, чувствовала его запах, от которого кружилась голова, и ноги совсем меня не держали…

— Ну и пусть он бежит, этот глупый герой из любовных романов. Если так малодушен. Нам-то что, Люсь? Мы не такие. Я, кстати, тоже маньяк.

Хотела ответить ему что-то умное или смешное, или полную и немыслимую ерунду, но уже не успела. Легкое прикосновение губ, на меня повлиявшее как внезапный и сокрушительный шквал. Он стремительно поднимал из глубин моих что-то давно забытое и категорически запрещенное. Я пошатнулась, колени мои подгибались, спина стала ватной, все тело теряло опору.

Он медлил еще несколько долгих секунд, словно что-то важное для себя решая окончательно и бесповоротно. Одно гибкое движение и у меня на спине оказались сразу обе мужские руки, обжигая, поддерживая, обещая.

Столкновение губ. Жадно, голодно, глубоко.

Мы целовались как ненормальные, как подростки в подъезде. Мы торопливыми прикосновениями взбивали сладкую пену безудержной страсти.

Он прижимал меня к себе так, как будто боялся, что я снова сбегу. И мне не было больно, хотя на моих тощих ребрах от ушибов следы уже наливались зловещей синевой.

Я цеплялась за его тонкую футболку, с восторгом осознавая, что этот великолепный мужчина вернулся за мной. Додумалась, наконец-то. И года ведь не прошло.

Здесь и сейчас, в этом маленьком доме, были только мы двое: взбудораженные, возбужденные и влюбленные.

Мы изучали друг друга, как пуще жизни жаждущие открытия новых земель неистовые пионеры.

Я даже бы и не заметила как он подхватил меня на руки, но пришлось разорвать поцелуй.

— В ванную, продрогшая Лю. Срочно. Ты кашляешь и сипишь как белуга.

Как белуги сипят я понятия не имела. И ляпнула, не подумав:

— Грязных девушек не уважаете, сэр Кот? Я не слышала сип белуги, но мыться сил нет совершенно. Прости. Можно только из ведра окатить меня и прополоскать, словно тряпочку.