– Когда родила? Месяц назад? Или меньше? – спрашивала и не дожидалась ответов.

Да Кира и не ответила бы. Она по-прежнему плыла в тумане какого-то нереального мира, соображалось плохо. Чужие слова пробивались к ней с трудом и потому теряли смысл ещё где-то на подходе, звучали, но не воспринимались.

– Точнее, не совсем родила. Кесарили, да? По шву сразу видно.

Шву?

Неосознанным движением Кира одёрнула кофту.

Она думала, что это след от удара кинжалом, странно ровный и низкий, но… Откуда ж ей знать, как должен правильно выглядеть шрам от ножевой раны в живот? Но тот, скорее всего давно зажил и бесследно исчез под воздействием исцеляющей магической силы, а это совсем-совсем другое. Совсем…

Предстать сумасшедшей и спросить прямо: «А вы точно знаете, что шов именно от подобной операции? От кесарева сечения. Вы уверены? Уверены на сто процентов?» Но услышать в ответ твёрдое «да» так страшно. С сомнениями спокойней. Как ни странно, в данной ситуации – гораздо спокойней. Но Кира всё-таки спросила, хотя и совсем про другое.

– А куда вы меня везёте?

Врачиха откликнулась охотно.

– Думаю, самое лучшее – в городскую больницу. В гинекологию.

– Может, не надо? Я уже в порядке. Я бы лучше домой.

Но врачиха снисходительно хмыкнула.

– А как я потом объяснять буду, куда я по дороге больного дела? Мы ведь не такси всё-таки – по домам развозить. А если тебе опять плохо станет? – И категорично отрезала: – Нет уж. В больницу. Там осмотрят, как следует, анализы возьмут. Мало ли. Мы ведь тебя из храма забрали. Я батюшке пообещала, что с тобой всё хорошо будет. А ты из больницы родным позвонишь. Пусть кто-нибудь за тобой придёт.

Позвонила Кира, конечно, папе, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и беззаботнее, попросила приехать.

– Куда?

Она назвала адрес, а потом хочешь не хочешь пришлось добавить:

– Это городская больница.

Папа услышал про больницу и испугался. Кира даже по тишине определила, воцарившейся в телефоне, торопливо забормотала:

– Ты не волнуйся. Я цела и здорова. Со мной всё в порядке. Абсолютно всё в порядке.

Если не считать новости о том, что совсем недавно Кире делали операцию. Очень специфичную операцию.

Её действительно тщательно осмотрели, давление померяли и даже УЗИ сделали, взяли клятвенное обещание, что, когда вернётся домой, она непременно сходит к врачу, сдаст анализы и всё такое. И уже не было смысла выспрашивать, стопроцентна ли уверенность, и спасительные сомнения растаяли снегом прошедшей зимы, и даже количество стёршихся из памяти месяцев, теперь воспринималось как ещё одно убедительное подтверждение.

Десять. Девять – до, один – после.

Примчавшийся по звонку папа терпеливо дожидался в коридоре приёмного покоя. Нет, явно не терпеливо. Увидел выходящую из кабинета Киру, сорвался с места, и опять пришлось убеждать, что с ней всё в порядке. Хотя, какие доказательства нужны, если вот она, перед ним, в целости и сохранности?

Не хотелось рассказывать правду, Кира по-прежнему пряталась за глупыми увёртками: пока сама не озвучила, пока не произнесла вслух, пока лично не сообщила кому-то ещё, вроде как и не совсем реально.

Что с ней случилось? Кажется, давление резко понизилось. Может, от духоты, может, от волнения, может, от какой-нибудь там магнитной бури.

Папа до конца не поверил. Предположил, что у Киры очередной приступ: опять внезапно вылетела из реальности. Или на неё напала какая-нибудь сумеречная тварь?

– Пап, не накручивай себя. Не выдумывай. Лет сто уже никаких тварей не видела. И двуликих тоже. И знаешь, что? Я подробно обо всём расскажу, когда домой вернёмся. Мама же тоже захочет узнать. Ну зачем я буду два раза повторять.