А что я хотела найти? Деструктивные печальные картинки, говорящие о том, как ему плохо без меня? Или, наоборот, свежие фоточки с…

К чёрту! Вот оно мне надо — расковыривать едва зажившую рану? Ещё недостаточно времени прошло — совершенно недостаточно — чтобы я могла рассуждать философски и пересказывать случившееся, как назидательную историю для потомков.

Удаляюсь из друзей, затем выкидываю его из подписчиков. Пусть и тут катится в чёрный список. Ну да, данный жест выглядит почти театрально и слишком красноречиво. Да мне-то плевать, что он там может подумать. И не только он.

«Сенечка»! Надо ж было маме его так назвать! И зачем она вообще про него упомянула? Всё из-за этой её дурацкой идеи. Теперь, вместо того, чтобы разрабатывать хитроумный план, как избавиться от навязанного мне соседа, я страдаю всякой фигнёй. И отвлечься никак не получается.

Пойти, что ли, прогуляться? Я же как раз в магазин собиралась.

В общем, спасибо, милая мама! Весь вечер мысли занятыми только одним. Сбиваюсь на них, даже когда смотрю нарочно включённый фильм: периодически перестаю следить за происходящим на экране, задумавшись о своём. И, предсказуемо, заснуть долго не получается, и во сне из дальних закоулков сознания выползает всякая лабуда.

По-моему, за ночь я просыпалась раз десять и слышала, как Рома вернулся с работы. Или откуда там? И даже немного напряглась.

Конечно, дверь в мою комнату тоже запирается, и я этим не преминула воспользоваться. Зачем зря рисковать? Но вырубилась я, похоже, раньше, чем он перестал бродить по квартире.

Не, я реально до ужаса наивная и доверчивая, и жизнь меня ничему не учит.

Утром я опять, забывшись, выпираюсь из комнаты полуодетая. Хорошо, что взгляд вовремя натыкается на стоящие под вешалкой мужские кроссовки. Поспешно ретируюсь назад к себе.

Блин, Женя! Проснуться мало, надо ещё включить мозги.

Хотя соседа не слышно и не видно ближайшие часа полтора-два, но потом и он появляется. Волосы встрёпаны, щека помята, только один глаз открыт и тот не до конца, а второй, похоже, ещё спит.

Рома натыкается на меня, встряхивает головой, хмурит брови и произносит чуть хрипловато:

— Доброе утро.

— Полдень уже, — сообщаю я, проходя мимо него в сторону кухни, и слышу вдогонку, обиженно-оправдательное:

— Ну я же только в пять пришёл.

Через несколько минут и он вваливается на кухню, интересуется озадаченно:

— Ты почему здесь?

Всё-таки надеялся, что с утра пораньше я освобожу жилплощадь или растаю, как страшный сон?

— А где мне быть?

— Как где? На учёбе, — поясняет он невозмутимо, а я киваю в ответ:

— Ага. Ничего, что август ещё, а занятия обычно с первого сентября начинаются?

— Ну да, точно, — произносит он, ерошит пятернёй волосы у себя на макушке, будто тоже запоздало пытается включить мозги, а потом по-хозяйски уверенно лезет в шкаф, между делом спрашивая: — А ты почему такая?

— Какая?

Неприветливая, язвительная, вредная?

— Вроде бы расстроенная.

Он достаёт большую турку, кофемолку, на меня даже не смотрит. И когда только успел разглядеть и понять?

Не знаю, почему меня раздражает этот факт. По-моему, действительно неприятно, когда близкие не замечают, им некогда, или всё равно, или они не придают значения, а кто-то посторонний вот так мимоходом одним не до конца проснувшимся глазом всё сразу видит.

Неужели и тут последствия чрезмерной обнажённости нашей первой встречи?

— Это у тебя профессиональное? Сразу в душу лезть.

Рома разворачивается, смотрит вопросительно, но даже без тени обиды, потом пожимает плечами.

— Может быть. Но не хочешь, не говори. — И, сдвигаясь в сторону плиты, с прежней невозмутимостью уточняет: — На тебя кофе варить?