- Хочешь, покажу, как тебе доверяю? - спросил он вместо того, чтобы оставить меня.

На стене висел мой первый Nikon. Андрей схватил камеру, включил.

- Что ты делаешь?

Вспышки сыпались то справа, то слева. И с такой же скоростью, как щелкали кадры, меня касались его губы. Андрей снимал, как мы целуемся.

 Я попыталась вырвать камеру, но куда там. Он сжал меня, не позволяя сдвинуться. Nikon тихо пискнул и вырубился. Я его сто лет не заряжала. Чудо, что он вообще включился.

- Теперь ты можешь продать эти фото в Сан. А я с твоего разрешения  могу уже быть собой?

Царевич повесил камеру обратно.

Я прекрасно понимала, каковы будут последствия опубликованных фото. Уверена, я не первая девушка, которую он целовал и не только целовал. Но даже с Бали не было подобных фото. Романовы всегда держали личное за семью печатями. До помолвки никаких новостей из личной жизни царевича появляться в прессе не должно.

Разумеется, это правило не исключало сплетни. Их гуляло предостаточно, но доказательств никогда ни у кого не было.

- Ты псих! Это же не шутки.

- Замолчи, - отрезал Андрей.

Я опять ощутила его ладони под платьем и не смогла оттолкнуть.

 - Знаю, что ты хочешь меня. Меня самого, а не принца на белом коне. Ведь хочешь?

- Да, - выкрикнула я, опуская руки, чтобы он мог освободить меня от платья.

Бастион пал.

 Андрей помог ткани соскользнуть вниз. Я переступила через платье и откинула его ногой в сторону. Через  секунду к нему присоединилось покрывало с кровати. Андрей сел на краешек, протянул мне руку. Я не могла отказать.

Андрей и Мари.

Без фамилий.

Без родословных.

 Я вложила свою ладонь в его. Он улыбнулся, и стало понятно, что жалеть мне не придется.