— Алексей, проснитесь, — она позвала, но её не слышали, кошмар продолжал мучить Алексея.

— Держи её…

— Я держу, — София протянула свободную руку и рискнула погладить его по голове, пытаясь успокоить. — Не волнуйся, я держу её.

— Ты слышишь? Вот сейчас, ты слышишь? — продолжил говорить с неизвестным Громов, прерываясь судорожным кашлем и стискивая её ладонь. — Потерпи, они найдут нас… Найдут… Ты главное держи её… Они найдут нас…

…Завеса дыма становилась всё плотнее. Лёгкие обжигало горячим воздухом, и он вновь закашлялся. Громов прополз под завалом и смог добраться до входа. Здесь огонь был сильнее. Вся южная часть здания полыхала. Им не удалось локализовать горение даже при вводе дополнительного количества сил. Они продвигались вглубь завода по мере ликвидации пожара, когда часть потолка просто обрушилась над ними.

В глазах потемнело, а противный звон в ушах не давал расслышать происходившего вокруг. Одна балка, разламываясь от падения, пришлась как раз на спину. Боль моментально сковала движения, выбивая воздух из лёгких. Форма мокла в месте раны, и Громов чувствовал, как кровь струйкой стекала по его боку. Всё что мог тогда, это просто ползти вперёд…

Алексей застонал, стискивая зубы, и перевернулся на спину. София прижала прохладную ладонь к его колючей щеке, надеясь, что ночной кошмар отпустил, но ошибалась. Он продолжал метаться на постели, и оставалось только гадать, в каком аду сейчас находился.

— Алексей. — София склонила голову на подушку рядом с ним, и снова погладила по щеке. — Просыпайся же, хватит себя мучить.

…Темнота перед глазами рассеивалась, позволяя хоть что-то видеть, и он услышал его, этот голос. Человек кричал где-то неподалёку. Значит, они не ошибались. В здании всё ещё оставались люди. Громов заставил себя заглушить боль и пробраться под завалом. Вот он, вход в соседнее помещение. Видимо очередной цех. Чёртова пожарная безопасность на этом частном заводе была такой отвратной, что он готов был собственными зубами перегрызть глотку его хозяину! Если только сумеет выбраться. Всё что увидел тогда, это руку, ободранную, перепачканную, которая тянулась через брешь в искорёженной двери, у самого пола. Ему удалось дотянуться до неё, и схватить эту ладонь.

— Держи её, — Громов сам не узнавал свой голос, звучавший, словно через вату.

Неизвестный мужчина слабо ухватился за его перчатку, но сил ему не хватало. Алексей стянул её с руки и вновь протянул, теперь крепче хватаясь.

— Держи! Слышишь меня?

— Не выйду… Не выйду отсюда… — по тому, как затряслась ладонь, которую Громов сжимал, он понял, что рабочий беззвучно рыдал.

— Ты слышишь? Вот, сейчас, ты слышишь? — горло сдавил судорожный кашель. Алексей сильнее стиснул руку. — Потерпи, они найдут нас! Найдут, ты главное держи её! Они найдут нас. Новый год, чёрт возьми! Мы с тобой ещё по пиву сходим, слышишь?

— Обязательно…

Пальцы в ладони Громова разжались, но он продолжал держать руку.

— Ты какое больше любишь, а?..

— А без… разницы… На халяву… Всё вкусное… Ты ж… платишь?..

— Плачу. — Громов продвинулся ближе к двери, налегая на неё плечом, со стоном пытаясь хоть немного сдвинуть с места.

— Да брось ты это… Уходи.

— Держи руку! — Алексей закашлялся, чувствуя, как от едкого дыма влага застилает глаза, не давая никакого обзора.

Он зарычал, словно зверь, и снова ударил плечом дверь. Боль в спине стала нестерпимой, а преграда не поддавалась. Алексей бил и бил её, от отчаяния понимая, что попытки тщетны.

— Да уходи ж ты, родименький… — ладонь в его руке снова задрожала. — Не тянуть же и тебя на тот свет за собой… Иди, если можешь. Ты иди…