Я цокнул языком:

– Брат Инчик не был похож на сумасшедшего. Всего лишь на перепуганного человека. И его действительно убили.

Проповедник фыркнул:

– Тебе это его томимая печалью душа рассказала?!

– Все куда проще. Я осмотрел тело. Под его ногтями кожа и кровь, а костяшки на левой руке сбиты. Он пытался сопротивляться, и я уверен, что где-то в монастыре есть монах с расцарапанной рожей. К тому же у брата Инчика большая шишка на затылке. Мне кажется, что его ударили по голове, а потом уже задушили, обставив все как самоубийство.

Проповедник задумался:

– Может, ты и прав. А может, и нет. Не могу поверить, то кто-то из них взял грех на душу только потому, что этот несчастный сказал тебе пару слов.

– И для того, чтобы не сказал остальные.

Старый пеликан поежился:

– Этот самоубийца, – он упорно продолжал называть его так, не желая признать очевидное, – был рад, когда ты пришел сюда.

– Сложи два и два, дружище. Скажи мне, когда люди особенно рады появлению стража.

Мой собеседник скривился, понимая, что я смог его поймать, но все же ответил:

– Когда под боком есть темная душа. Но это чушь. Монахи бы сказали тебе, если бы такая сущность их донимала. – Он покосился на далекую церковь. – Впрочем, тут полно фигур, чужаков они кое-куда не пускают… у них могли быть причины скрывать от тебя правду. Слушай, Людвиг, я тебя умоляю – не суй в это свой нос. Ради Бога ни о чем их не спрашивай, иначе здесь появится еще один самоубийца. Ночью упадешь вот с этого обрыва и свернешь шею.

– Ты мыслишь точно так же, как и я. Не волнуйся. Я не буду больше задавать бесполезных вопросов.

– И завтра уйдешь из монастыря? – Он пытливо заглянул мне в глаза.

– И завтра уйду из монастыря, – послушно произнес я. – Обещаю.

– Уф, – облегченно сказал Проповедник. – Ты наконец-то начал взрослеть и понимать, что есть не твои дела. Ну, раз все решено, я, с твоего позволения, пойду поваляюсь на твоей чудесной кровати. Боюсь, следующую неделю нам опять придется торчать в этих проклятых горах.

И он ушел.

А я сел на корточки и кинжалом начал рисовать фигуру, чувствуя, как двое монахов, разгружавших с воза древесный уголь, украдкой следят за моей работой. Я создал тот же рисунок, что и в Темнолесье, когда искал темную душу, но в отличие от прошлого раза теперь был результат – линии начали светиться. Это означало, что я прав – где-то возле монастыря была темная душа.

И брат Инчик действительно многое мог мне рассказать…

– Вы куда, страж? – удивился привратник, когда я подошел к воротам.

– Хочу выйти на несколько часов, – дружелюбно ответил я. – Мне надо завершить свою работу, чтобы обезопасить монастырь от души самоубийцы, и я уже сегодня, пока светло, планирую изучить спуск к леднику. Завтра ухожу перед рассветом.

Это объяснение его вполне устроило.

– Когда вернетесь, стучите громче, – сказал он мне, отпирая калитку.

Первые полчаса я бродил по окрестностям, не удаляясь далеко от стен, так, чтобы меня видели. Фигура возле часовни указывала на то, что поблизости имеется темная сущность. Я попытался определить нужное направление – по всему выходило, что тварь находится под монастырем. Возможно, где-то в подвалах.

– Интересно, почему стражу не говорят об этом, – пробормотал я, глядя на Дорч-ган-Тойн, который сейчас мне показался особенно мрачным и неприветливым. – Это все равно что не рассказывать врачу о смертельно опасной болезни, хотя он может спасти тебя.

А когда пациент не хочет говорить с врачом о том, что его беспокоит? Или когда не доверяет доктору, или когда хочет скрыть то, чего стыдится.