Экзотикой он стал теперь, увы…
И ягоды рябины, затухая,
Просвечивают ржавчину листвы.
В садах, наполовину облетевших,
На ветках ещё держатся плоды,
Для воробьёв, на яблоню присевших,
Нет заморочки с выбором еды.
На кустиках зелёных россыпь ягод,
Как вишни, только цветом в первый снег.
Похоже, даже птицы им не рады,
Для красоты сажал их человек.
Съедобность этих ягод неизвестна,
Хоть цветом они схожи с молоком,
Зато их очень даже интересно,
На землю бросив, лопать башмаком.
Возможно, это всё когда-то было
И снова будет, а быть может, нет.
Прими сейчас осенний, странный, милый,
Гармонией проверенный букет.
В неярких красках догорает осень,
И это грустно, что ни говори.
Природа зимнего покоя просит.
Остановись, прохожий, посмотри.
Сергей Бородин
Железногорск
Пустяк
У Белой Королевы выходной.
Она откинет мягко спинку трона,
Съест пешку, снимет с головы корону
Да туфли сбросит с ног, а заодно
Вернёт на F4 офицера,
В шестнадцатом ходу пойдёт на шаг,
А на двадцатом…
Кажется – пустяк —
О нём не думать.
Это – подвиг целый.
В бокале красное сухое – дар богов,
Перед глазами – панорама сечи.
Перед глазами – будущие встречи,
В бокале память, без границ и берегов.
У Белой Королевы на устах
Блаженство снов загадочной улыбкой
Скользит сквозь время: трепетно и зыбко.
Фигуры букв на клетках и листах.
Ночь
За крылом огромной чёрной птицы
Сумерки проглотит звёздный свет.
Тем, кто спит, возможно, что-то снится,
Тем, кто спит. И даже тем, кто – нет.
Горизонт скрывается от взгляда,
Мелочи все сводятся к нулю,
Тишина прошепчет где-то рядом:
«Любишь ночь, как я её люблю?»
Те, кто спят, вопроса не услышат:
Их ведёт сна призрачный мотив,
Или чёрный ферзь на веки дышит,
Липкою золою обратив
Сновиденья. Брошены по снегу
Искры перламутровой луны,
Стрелки потеряли склонность к бегу,
Ночь застыла, ей не снятся сны.
Ночь молчит в сапфировое небо,
Шёпот стих внезапно и давно.
Мне бы вязкий уголь, мне бы, мне бы…
…снятся сны. Не сплю. Смотрю в окно.
Жёлтая стрела
Капли крови тем, кто был, и тем, кто здесь.
Как ни странно, мы не знаем, кто мы есть.
Para Bellvm
Философия по Фрейду,
психология по Канту,
Собираются в архивы
буквы, ставшие судьбою.
Ноты рвутся сквозь октавы
у плохого музыканта.
Бьётся сердце мимо такта.
Невозможно быть собою.
Поезд мчится сквозь пространство,
жёлтый свет стрелы горящей.
Машинисты, пассажиры
пьют бордо и курят трубки.
Их придумал злой писатель.
Всемогущий. Настоящий.
Мир, страницами наполнен,
очень гибкий, слишком хрупкий.
У рассказа две концовки,
Незе курит и смеётся.
Мы сквозь тамбуры в вагонах.
Кофе льётся мимо чаши.
Расскажи мне, друг-подснежник,
как земля на выдох бьётся,
По секундам пляшут тени,
становясь глупей и старше.
Поезд режет угол острый,
стук колёс уже не слышен.
Кроме чая и стакана —
мельхиора тяжесть греет.
Жёлтый луч, упавший оземь,
тихо спит, почти не дышит.
Между Бэконом и Гобсом
то горит, то бледно тлеет.
Екатерина Брагина
Великий Новгород
В полях ночных бушует вьюга…
В полях ночных бушует вьюга.
И ночь темна. И окна стужа
Завесой буйной до утра
Скрывает, демонов зовя.
Душа во вьюге одинока.
Душа во вьюге – сирота.
И сон её шаги тревожат
По крыше снежной до утра.
Они тяжки. Быть может, ветер,
В закрытую упёршись дверь,
Взметнулся на неё небрежно.
Душа моя, сему поверь!
И время тянется. Виденья
Пред взором предстают во мгле,
И тени медленно и томно
Плывут по каменной стене.
Давно ли ночь идёт? Быть может,