У третьего покойника был разбит череп, и Холфорд не знал, кто это такой: Руби или Блейк. Оба были темноволосыми, примерно одного роста и одинакового телосложения, а все особые приметы мертвеца давно уничтожили могильные черви.

Один из брошенных на острове Ведьмы моряков словно растворился в воздухе, и Холфорд видел лишь три обстоятельства, которые могли послужить тому причиной.

Во-первых, он мог сойти с ума и утопиться, оказавшись в полном одиночестве после гибели товарищей. Это было вероятнее всего, и именно такую версию предложил Ловкач, с которым согласились остальные пираты.

Во-вторых, его мог взять на борт проходивший мимо корабль, хотя Холфорду все-таки казалось сомнительным, что капитан этого корабля отважился бы послать шлюпку к берегам проклятого острова, не зная наверняка, кто и зачем подает сигнал бедствия.

В-третьих, о кокосовой скорлупе он так никому и не рассказал…

«Зря мы сюда явились, – пробурчал Джереми, когда они, подавленные и злые, плелись к шлюпке, возле которой сгорал от нетерпения Тобиас. – Этот остров принадлежит ведьме вместе со всем, что на нем есть. Теперь она нам обязательно отомстит за то, что мы явились без приглашения».

Холфорду наконец-то представилась возможность выместить на ком-то свое раздражение и злость. Он остановился и коротким, резким движением ударил матроса под дых. Рыжий упал на песок, скорчившись и хватая воздух ртом, словно рыба, которую вытащили из воды и бросили на палубу. Ловкач, сам недавно присоединившийся к пиратам, шагнул было вперед, чтобы вступиться за приятеля, но остановился, заметив, что Билл Рэнсом неодобрительно качает головой. Слова Джереми могли спугнуть удачу. Рэнсом, как и многие другие пираты, на месте капитана сделал бы то же самое. Джереми и сам это понял: он молча поднялся на ноги и за весь вечер после этого не произнес ни слова.

Обезьянье послание не шло у Холфорда из головы, он мерил каюту шагами, повторяя про себя: «Руби или Блейк? Руби или Блейк? О-о, господи, я же так с ума сойду…»


«Нимфа» между тем медленно погружалась в сон. По вечерам пираты обычно доставали кости, карты или развлекались как-то иначе, но поблизости от острова Ведьмы, чья безмятежная красота теперь казалась зловещей, ни у кого не было подходящего настроения для таких занятий. Ночная темнота окутала бриг, будто густой туман. Свет палубных фонарей сделался каким-то тусклым, несмелым, а через некоторое время один из них и вовсе погас. Скала, в тридцати футах от которой находилась «Нимфа», потерялась во мгле, и только человек, обладающий зрением совы, заметил бы тень, отделившуюся от уступа.

Без единого постороннего звука тень преодолела расстояние, разделявшее скалу и корабль; так же тихо она поднялась по якорной цепи, а потом с ловкостью обезьяны взобралась на полубак. Вахтенные, искренне уверенные в собственной бдительности и готовности не спать до самого утра, мирно дремали, поэтому тень прокралась мимо них и, спустившись в люк, скрылась из вида. Когда пираты очнулись и продрали глаза, ничто не говорило им о присутствии на судне постороннего человека.

Да и человек ли это был?..


Толстый Томас забрался в шкаф и, стараясь не греметь посудой, вытащил из дальнего угла жестяную банку с ржаными сухарями. Это были особые сухари – свежие, не тронутые ни плесенью, ни червяками, – и предназначались они капитану.

Кок вытащил один и захрустел.

Он чувствовал себя на камбузе – да и на корабле как таковом! – вольготно, словно кот в амбаре, полном жирных, откормленных мышей. Команда его не жаловала, но задираться в открытую никто не осмеливался: пираты прекрасно знали, что у кока есть возможность отомстить. Толстому Томасу ничего не стоило выварить свои штаны вместе с похлебкой из солонины, которая варилась в большом котле чаще всего, и порой он это делал даже просто так, без повода – ведь надо было где-то стирать одежду. Капитан, чья еда готовилась отдельно и с куда большим уважением, на все жалобы матросов отвечал одинаково: «Не нравится – бросьте его за борт, только чтоб в тот же день нашли другого кока, иначе его место займет кто-нибудь из вас!» Пираты начинали обсуждать кандидатуру нового кока, но вскоре бросали это дело, потому что не могли прийти к согласию.