И наконец, сам граф. Стоило только увидеть его мрачное лицо, располосованное шрамом, седую прядь, хромую ногу, настороженный угрюмый взгляд, как вывод просился сам собой – злодей. Но если хорошенько подумать, то кроме как отвязаться от назойливой служанки, он пока ничего и не сделал. Ведь и я сама всю жизнь только и делала, что избегала людей, сидя в своей каморке, но не потому, что я страдаю человеконенавистничеством, а просто мне с ними не интересно. И уж если еще раз хорошенько подумать, то в глазах некоторых особо настырных кавалеров выглядела я при этом отнюдь не любезной и милой, какой казалась со стороны.

Итак, я потрудилась подумать, как посоветовал граф, и вынуждена была признать, что не всегда была беспристрастной. А уж касательно вышивок, тут он и точно был прав. Зла в них я не чувствовала, но разве не часто я ошибалась? Правда, граф ведь так и не ответил, как использует вышитые знаки, оставляя хитрую лазейку для моих сомнений: разве добро не может послужить материалом злу, даже невольно, даже не желая этого?

Итак, что плохого узнала я о колдуне? Нелюдим, нелюбезен, сварлив, вот и все, пожалуй. А доброго? И того меньше. Если можно считать хорошим то, что не превратил меня в жабу, когда я обвиняла его в злобном чаровстве.

С тяжелым вздохом я пообещала самой себе быть благоразумной и в будущем не лезть на рожон, благо здесь наши с хозяином интересы полностью совпали.

В отместку ли за мое поведение или по какой другой причине, но граф завалил меня работой вдвое больше прежнего. Теперь я находила по утрам в своей светелке даже не один сложный рисунок, а сразу два, с двумя ровнехонько отмерянными кусками шнура. Можно было бы подумать, что Джаилю лень заходить ко мне дважды, вот он и сокращает это сомнительное удовольствие. Но мне почему-то казалось, что дело не в том. Колдун спешил. Очень спешил. Назревало что-то нехорошее, чего я не понимала, но чувствовала. Хотела я этого или нет, но эта странная спешка захватила и меня.

Работа стала отнимать у меня все время, которое раньше я отводила на прогулки по замку или парку, пребывание в библиотеке или просто чтение. Я больше не пыталась попасть на верхние этажи замка и большей частью потому, что чувствовала неловкость перед графом. Все-таки я работать сюда прибыла, а не прохлаждаться.

Но скоро все изменилось.

Однажды, забредя на кухню, я была прямо-таки поражена обилием продуктов, лежащих на столах, полу и на полках.

– Что это, Марта? – удивилась я.

Марта в последнее время стала странно рассеянной, и одной из причин могло быть беспокойство за сестру. Тирту, которой с каждым днем становилось хуже, на время поселили в поселке у одной милой женщины, согласившейся присмотреть за ней, но Марте от этого легче не стало.

– Гости будут, – рассеянно ответила Марта, озабоченно оглядывая заваленный овощами стол.

– Гости? – поразилась я. – Какие гости?

– К хозяину гости приедут, – все так же озабоченно пояснила Марта, занятая проверкой, все ли доставили и что еще требуется.

Ранним утром следующего дня кухню было буквально не узнать. Марта и помогавшая ей женщина из Прилепок скоро готовились к приему гостей. На столе уже стояли пироги и красиво украшенные фрукты, на длинных и овальных блюдах разложены горки салатов с выложенным на них рисунком графского герба и холодная рыба, изумленно вытаращившая глаза. Восхитительно пахло пряностями и свежеиспеченным хлебом, жарящимся на открытом огне мясом и растертыми с солью петрушкой и зеленым лука.

Гости не гости, а Марта всегда умела приготовить еду так, что съесть ее хотелось всегда, даже тогда, когда есть не хотелось. Прибытие гостей лишь увеличило количество блюд, обычно подаваемых кухаркой, да вместо привычных и скромных добавились изысканные.