Он никогда не рассыпался перед ней в благодарностях, не раскрывал ей до донышка душу. Награды за ее усилия поступали к ней в виде аккуратно упакованных подарков: взгляда, удовлетворенного зевка, самопроизвольной улыбки – признательность Карла словно просвечивала сквозь трещинки в его саркастическом остроумии.

«Ты слишком хороша, чтобы работать у меня».

«Ладно, я уволюсь».

«И правильно. Только, когда будешь уходить, не забудь отрезать мне голову».

Шутки Карла ей нравились. Но она-то ждала серенады. Жаждала увидеть его опустившимся на одно колено.

Любой нормальный человек решил бы, что они давным-давно спят друг с другом. Все ингредиенты были налицо: они проводили наедине в крошечном офисе по восемь часов в день. Родной язык был у обоих одним, на испанском они говорили лишь от случая к случаю, да и то скорее из кокетства, на английском постоянно. Все это отрицало самую вероятность того, что они провели в подвешенном состоянии столь долгое время.

Однажды они затронули эту тему, но лишь по касательной. Разговор зашел о детях – сюжет, который Карлу, похоже, удовольствия не доставлял. В свои обстоятельства он вдаваться не стал, говорил только о ней.

«Ты молода. Еще встретишь кого-нибудь».

«Это не так-то просто».

«А ты подруг попроси, пусть подсуетятся».

«Такого, как ты, мне все равно не сыскать».

Глория сказала это наполовину шутливо, но ей интересно было, что он ответит.

Он рассмеялся: «Тебе нужен старик?»

«Ты не старик».

«Глория…» – Улыбаясь, покачивая головой.

«Двадцать лет – разница небольшая».

Карл поднял на нее взгляд. Похоже, он понял ее – и испугался.

Она пустилась было в извинения, но он сказал:

«Ты и ахнуть не успеешь, как я помру».

И это, в свой черед, испугало ее – до чертиков.

Он ушел в соседнюю комнату, а когда вернулся, через час, всю его неловкость как рукой сняло. «Кроме всего прочего, – сказал он, продолжая разговор так, точно тот и не прерывался, – ты заслуживаешь мужчины не такого морщинистого».

Она сочла за лучшее поддержать шутку. Тем все и кончилось.

«Зачем же тогда ты себя обманываешь?»

– Заткнись, Барб, – ответила она.

Глория прошлась по гостиной Уэса Каца, выглянула во двор. Детские качели. Баскетбольное кольцо над гаражом. Чьи-то крошечные экскременты. У них что же, собака есть? Людьми, которые могут завести собаку, они ей не показались. Она огляделась вокруг и никаких следов шерсти не обнаружила.

Может быть, они держат ее где-то в глубине квартиры, чтобы она не попортила грошовый китайский ковер. На самом деле, думала Глория, морщины Карла ее только возбуждали.

– Что она с вами сделала?

В дверном проеме стоял мокрый Уэс Кац. Купальный халат с эмблемой какого-то отеля предоставлял Глории возможность полюбоваться кусочком его резиново-красной груди и шеи. Мокрые, зачесанные назад волосы и аэродинамический подбородок создавали впечатление, что он летит куда-то на страшной скорости, хотя он просто стоял на месте и темное пятно расползалось от его ног по серовато-бежевому ковровому покрытию. Он крепко держался руками за косяк, слово боясь влететь в гостиную.

– Она, конечно, давно уже не практиковалась, но даже в самой плохой форме она не доводила клиентку до слез.

Глория промокнула щеку рукавом.

– Извините.

– Исусе Христе. Выпить хотите?

Она ответила спасибо, но нет, спасибо.

– А вот я выпью, – сообщил он и, подойдя к бару, извлек из него в быстрой последовательности ведерко со льдом, щипцы и бутылку «Танкерея». Потянувшись за стаканом, он ненароком выставил напоказ икры: алая кожа, светлые волоски, вены. В теннис играет, когда наступает мертвый сезон, догадалась Глория.