Она добралась до больницы. Прошла через карантинные кордоны. Через жесткий контроль при входе в отделение. Облачилась в халат и надела маску. 

И впервые за два дня увидела старуху. В палате на три кровати. У стеночки. Лежащей на спине. Ровно и аккуратно. Укрытая ровно до середины груди больничным одеялом. Будто мертвая в гробу. С закрытыми глазами. С серым лицом с глубоко впавшими скулами. С сухими губами.

Но стоило женщине подойти ближе, то старуха немедленно открыла глаза, словно чутко ждала ее появления.

От неожиданности женщина отпрянула, словно испугалась ожившего покойника. А потом, взяв себя в руки, подошла вплотную к кровати….

5. Сорок один камень

- Пришла…, - тихо прошептала старуха сухим скрипучим голосом, словно кто-то провел гвоздем по заржавелому железному забору, - думала сдохну…?, а вот на тебе…! Выкуси…! Не дождешься…!

Услышав подобное приветствие, женщина закусила губу, стараясь удержаться от того, чтобы не кинуть бабке сумку с едой в лицо и не выбежать прочь из палаты.

Напротив, взяв себя в руки, она вежливо спросила.

- Как вы себя чувствуете, бабушка?

- А тебе есть дело, что ли? - огрызнулась  старуха, злобно улыбнувшись и обнажив ряд неровных почерневших зубов.

Женщина не ожидала встретить бабку в подобном здравии, с четкой речью и ясным сознанием, помня из рассказов знакомых, что пережившие кровоизлияние в мозг зачастую умирают, а если и выживают, то очень медленно восстанавливаются, зачастую учась заново говорить и двигаться. Также и лечащий врач, с которым она успела поговорить перед тем как пройти в палату, упомянул, что пациентка на его удивление сохранила ясность сознания, несмотря на обширное кровоизлияние и преклонный возраст.

“Точно ведьма” - подумала про себя женщина, осторожно, с опаской смотря в лицо свекрови.

- Я волновалась за вас…, вот еды вам принесла из дома, - пыталась оправдаться она,  проклиная в мыслях себя за то, что снова позволяет старухе манипулировать собой, используя ее чувство вины и долга перед по сути чужим ей человеком.

Старуха улыбнулась еще шире и сдавленно закряхтела в недобром смехе.

- Волновалась она! Аж на третий день пришла… Сначала довела меня до могилы, а потом, посмотрите-ка на нее, начала волноваться?!!

- Как я довела вас? Что же я сделала?

- Она спрашивает - “что она сделала?”, вы только посмотрите…, да потому что ты - сука! Гнилая сука! Я все про тебя, сука, знаю... ты ведь пришла в мой дом чтобы обокрасть меня и свести в могилу, а потом дать под зад моему сыну и жить с награбленным, трахаясь с уличными мужиками! Потому что ты еще и шлюха! Шлюха-а-а… Шлюха-а-а-а…, - свирепо хрипела бабка, разбрызгивая капли слюны по подбородку, исказив лицо в гримасе ненависти, сузив глаза до двух полыхающих злостью узких полосок.

Женщина смотрела на свекровь, окаменев. Поначалу растерявшись от подобной неоправданной агрессии. А после решив, что, если бабка сейчас подохнет от повторного кровоизлияния, тратя силы на проклятия, то пусть так и будет. Ибо поделом ей.

Но та внезапно, словно кукла с закончившимся заводом, закрыла веки и замолчала.

В тишине прошло несколько минут. Неловких. Томительных. Мучительных. В  течение которых женщина начала опасаться, что бабка могла либо действительно испустить дух, либо просто заснуть.

Прождав в тишине еще некоторое время, она положила на тумбочку пакеты с едой, осмотрелась по сторонам на две оказавшимися пустыми больничные кровати и на пыльные окна, занавешенные наполовину казенными шторами в мелкую клетку.

Бабка же продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, будто холодная мраморная статуя.