И вообще все было нечестно. Почему неприятности сыпались, как из рога изобилия, а просвета не было видно?
Я упорно искала причину снаружи, а заглянуть, наверное, стоило в себя. В душе был кавардак, в голове отголоски хаоса. Но мне казалось, что дело-то в окружающих, а я вообще белая и пушистая.
– Ярослава, – свист раздался за моей спиной, голос-то я узнала, потому прибавила шаг, вместо того, чтобы остановиться.
Впереди виднелась река, вот туда-то я и держала курс.
– Стой, упрямая, – засмеялся Марк, явно стараясь догнать меня.
Ага, как же, удачи, Разумовский.
Свернула на тропинку и припустилась бежать, пользуясь тем, что кусты отгородили меня от него. Да так разогналась по направлению к речушке, что в какой-то момент не успела затормозить и, благополучно поскользнувшись на траве, упала на колени и съехала по небольшому склону в речку.
Эй, а сохраниться можно было раньше?!
– Божечки, – прошептала одними губами, закатив глаза.
7. 6
Повыше подняла подбородок, чтобы не хлебнуть ртом жижу, которая именовалась речной водой. Руки проваливались в илистое дно, как и колени собственно, но я сидела и боялась шелохнуться. Оставалось только разреветься от несправедливости, но чувство вредности даже этого не позволило сделать.
– Яся, – окликнул меня Марк, видимо, не понимая, куда я могла деться.
А я только всхлипнула, шмыгнув носом, не желая отзываться. Хуже-то уже ведь не будет, правда?
– Владимирова, ты где? Эй, я всего-то хотел извиниться, ну, чего ты, как маленькая-то.
– Да пошел ты в баню, – процедила я, чувствуя, как зубы начинают клацать от холода.
Вода, правда, была не самой теплой, к тому же сарафан промок насквозь и теперь противно лип к телу.
– О-о-о, – протянул Марк, приближаясь к склону. – Не лучшее время для купания, хотя… – засмеялся он.
– Проваливай отсюда.
Не хотела признаваться, что жизнь моя покатилась также кубарем под откос. Я упрямо сидела в воде, молясь только о том, чтобы поблизости не всплыла какая-нибудь лягушка.
Но Разумовский плевать хотел на мою просьбу, он осторожно спустился вниз, закатав предусмотрительно джинсы до колен, а я сидела и не шевелилась, словно ждала, что же последует за рыцарским поступком. Хотя, может, зря я надеялась, он вполне мог меня и притопить без свидетелей.
– Дурища, заболеешь еще, – покачал головой Марк, подхватывая меня под руки. Буквально выдернул из воды, прижимая спиной к своей груди. Грязная, мокрая, несчастная – я представляла собой жалкое зрелище, и хотелось провалиться со стыда еще раз в эту трясину.
– Спасибо, – все же промолвила я дрожащими губами, буквально синея от холода.
Стояла и смотрела на Разумовского, не зная, как себя вести. А он таращился на меня. Открыто, без ухмылки и укора. И потом сделал то, чего я точно не ожидала. Просто шагнул ко мне и обнял, прижав такую замухрышку к себе. Я шелохнуться боялась, не говоря о том, чтобы слово сказать. Наверное, он почувствовал мое смущение, граничащее с желанием его придушить, но все же сжал крепче в своих объятиях, прошептав на ухо:
– Не расстраивайся, Владимирова, ну, подумаешь, не в первый раз ты опростоволосилась. Видимо, карма.
– Да иди ты, – резко отстранилась я и гордым шагом засеменила в сторону дома.
Надеясь, что у Марата найдётся какая-нибудь одежда, я торопилась быстрее к дачному участку.
Встретили меня у беседки сначала тишиной, а потом звонкий смех наверняка прокатился по всему поселку, заставив встрепенуться воробьев на кустах сирени. Ну да, ну да, вся грязная и мокрая, подумаешь?