Мне и правда стало получше, но очередь в душном коридоре явно не пошла на пользу.

- Что-то вы бледная, Светлана Николаевна, - нахмурилась моя Алла Петровна, едва я зашла в кабинет.

- Душно, - пожаловалась я. – И мутит опять.

- Анализы все в порядке, - она начала просматривать мои бумажки. – Узи тоже. Ну-ка, давайте давление… Как у космонавта. Только пульс…

Сердце истерично частило, мелко и противно.

- Такое было раньше?

- Вроде, нет. Во всяком случае, без причины – точно не было.

- Не нравится мне это. Сдайте в понедельник еще парочку анализов. И проверяйте пульс. В движении и в покое. Это не шутки.

Я вышла в коридор и села на диванчик. Сердце перебралось в горло. Я попыталась его проглотить, но оно сбилось в нитку.

- Ну, привет, миссис Каттнер, - сказала Маргарет, глядя на меня откуда-то снизу.

Остро пахло травой и цветами, как бывает перед грозой, а потом этот запах перебила противная вонь нашатыря.

Я закашлялась, открыла глаза и обнаружила себя лежащей на диванчике. Сумка и разлетевшиеся бумажки валялись рядом на полу.

- Тихо, тихо, Светлана Николаевна, - Алла Петровна не дала мне сесть и нащупала пульс на запястье. – Так, приехали… Крепко за соточку. Сейчас тихонечко поднимаемся и идем вот сюда, - она помогла мне подняться и отвела в пустой кабинет. – Ложитесь на кушетку и лежите спокойно. Если через полчаса не пройдет, будем думать, что с вами делать.

Через полчаса сердце отбивало фулл-он* на сто сорок ударов в минуту. Все вокруг плыло.

- Боюсь, придется вызвать скорую, - вздохнула Алла Петровна. – Это уже серьезно.

Кое-как дотянувшись до сумки, я достала телефон и позвонила Федьке. Он сказал, что поедет домой за моими вещами, чтобы сразу же отправиться в больницу, как только станет известно, куда меня повезут.

Время шло, скорая все не ехала. Я разглядывала стену грязно-розового цвета, плакат, изображавший страшные гинекологические болезни, и трещину в потолке, похожую на осьминога.

«И молодые осьминоги в последний путь проводят нас», - крутилось в голове на мотив «На поле танки грохотали».

Наконец в кабинет зашел фельдшер в синей форме. Посчитал пульс, измерил давление, вытащил кардиограф.

- Давно это с вами? – поинтересовался, облепив меня датчиками.

- Да не меньше часа, - сказала Алла Петровна. – Сначала было девяносто.

- А сейчас сто шестьдесят два. Жуть с ружьем. Подколю, и поедем.

Укол в вену я практически не почувствовала. Звуки доносились словно сквозь толстый войлок. Воздуха не хватало.

Кажется, я умру, вяло и бледно пробежала мысль. Мышка бежала, хвостиком махнула…

Глупо-то как. И Витю жалко.

- Вы до машины дойдете? – фельдшер легонько похлопал меня по щеке.

Я открыла глаза и попробовала сесть. Все вокруг закрутилось каруселью.

Мы с Тони на карусели. На лошадках. У меня в руке шарик. И большой кислый леденец на палочке. Моя лошадка рыжая – совсем как Полли. А его черная – как Карбон. Играет музыка – «Kiss from a Rose». Или это мой телефон?

Окно открылось. Разбойничий свист.

- Давай носилки!

Я – существо без тела. Все вижу, все слышу, все чувствую. Как обычный человек. Но только без тела. А вот и тело – его несут по коридору на носилках. Юбка задралась, хоть бы поправили, что ли. Слушайте, а я ведь и правда красивая. Несмотря на то, что бледная, как бумага. И растрепанная. И животик такой уже заметный. Черт, да поправьте вы мне юбку, эй! Я бы и сама поправила, но не могу.

Такую-то мать, а я ведь прекрасно знаю, как это – быть без тела. Сначала очень хорошо. Свобода. Эйфория. Зато потом становится паршиво. И холодно. Так холодно, как будто попала в скандинавский ад. Мука страшная. Со мной это уже было. И даже не один раз. Нет, в первый раз холодно не было. Потому что вернулась в тело обратно. Не успела замерзнуть. А вот во второй…