– Так и должно быть, – обронил Эммануил Захарович.
– Что ты этим хочешь сказать? – удивился сын.
– Олег, сними, пожалуйста, сковороду с огня и сядь. Нам нужно поговорить.
Увидев выражение отцовского лица, парень не стал возражать, выключил огонь под сковородой и сел напротив.
– Что случилось, папа? – спросил он.
– Мама больше не вернется, – проговорил Андриевский, не глядя на сына.
– Что значит не вернется? – удивился парень. – Она что, бросила нас?
– Можно сказать и так, – кивнул мужчина.
– Папа! Я тебя не понимаю! Ты можешь выражаться яснее? – повысил голос сын.
– Могу, – кивнул отец, – твою маму убили.
– Что значит убили? – Лицо сына вытянулось от удивления.
– То и значит. Ее обнаружили мертвой сегодня утром в ее квартире.
– Это неправда! – голос сына сорвался на крик. – Скажи, что это неправда! – требовал сын. А потом неожиданно для отца закрыл лицо руками и разрыдался.
Как и предполагал Наполеонов, дело это было поручено ему.
Едва он, отоспавшись, переступил порог кабинета полковника Солодовникова, как тот сообщил:
– Саша, поручаю это дело тебе. Ты уже в курсе и на месте преступления первым оказался, и с Андриевским успел побеседовать.
Наполеонова так и подмывало сказать, что на месте преступления первым побывал преступник, но он благоразумно решил не умничать, поэтому ответил:
– Хорошо, Федор Поликарпович, я понял.
– Вот и лады, – удовлетворенно кивнул Солодовников.
От полковника Наполеонов направился к эксперту:
– Здорово, Афанасий Гаврилович! Чем порадуешь?
– Здравствуй, Александр Романович! Не знаю, обрадует ли это тебя, но Крысинский не наступал на лилии.
– Это еще почему?
– Вероятно, он поднял те, что лежали уже с раздавленными стеблями. Его ДНК на стеблях есть, так как он их трогал, но на подошвах его ботинок нет следов сока лилий.
– Но он мог ее толкнуть, не наступая на цветы!
– Может, и мог, – флегматично отозвался Незовибатько.
– На осколках вазы есть следы чьих-то пальцев?
– Только самой Андриевской. Кроме Елены Валентиновны, никто эту вазу больше в руках не держал.
– Выходит, что она схватила вазу и хотела использовать ее для самозащиты. Но не успела.
– Судя по всему, это так, – согласился эксперт. – Следы интимной близости на простынях из спальни Андриевской принадлежат ей самой и молодому мужчине.
– То есть не Андриевскому? – уточнил следователь.
– Скорее всего, нет. Но для твердой уверенности нужны образцы его крови или хотя бы слюны.
– Хорошо еще, что образцов спермы не потребовал, – проворчал Наполеонов.
Эксперт, проигнорировав его ворчание, продолжил:
– ДНК волоса, запутавшегося в лилиях, и спермы неизвестного мужчины родственны.
– Что ты хочешь этим сказать? – воскликнул Наполеонов. – Волос мужской?
– Нет, женский.
– Мать и сын?
– Скорее, брат и сестра.
– Брат и сестра? Ничего не понимаю!
– Больше ничем пока помочь не могу, – развел руками эксперт.
Наполеонов, еще немного потоптавшись в лаборатории, отправился к себе. Он сохранял твердую уверенность в том, что Крысинского он все равно не отпустит. Пусть сидит. Идеальный подозреваемый!
«Да и кому, как не ему, убить соседку, редко появляющуюся в своей квартире и мало с кем общающуюся, – подумал он. – К тому же имеются показания соседей, которые слышали, как Емельян Крысинский приставал к Андриевской и угрожал ей. Интересно, почему она не пожаловалась мужу?»
На свой вопрос следователь ответил себе сам: «Беря во внимание сперму, обнаруженную на простынях Андриевской, у нее имелся любовник. О котором муж даже не догадывался. Или все-таки догадывался?»
Тут следователь вспомнил о подруге своего детства – бывшем следователе, а ныне частном детективе Мирославе Волгиной – и подумал, как бы было славно поехать к ней прямо сегодня вечером.