На море-на окИЯне остров лежит,
На нём белая невеста стоит.
У той невесты в руках яркий огонь горит.
От жару того огня,
От вхождения в одно место облаков,
От бога-Перуна святое слово прогремит,
Молния поразит. Лес шумит, ломит и валит.
Водой моря-окИЯна остров замывает,
Песком болезнь воя Вячеслава засыпает,
Прячет, на веки хоронит.
Не ойкнет, не охнет он, не застонет…»
Вячеслав стонал и хрипел. Дарья испуганно держала его за руку. Сама плакала. Я продолжал мять позвоночник парня, как пластилин или мягкую глину, удаляя черноту. Моё сердце бухало как кузнечный молот. Не кровь, а огонь бежал по моим венам… В дверь начали колотиться. Кто-то что-то кричал. Уроды ворвутся и всё испортят. Главное успеть…
«Зубами больше не заскрипит,
И пусть от моего слова
Вся его болезнь спит до тех пор,
До той поры болезнь в Вячеславе не проснётся,
Пока остров с белой невестой
С головы на ноги не перевернётся.
Мои слова от колдуна, от колдуньи,
От знахаря-шептуна,
От знахарки-шептуньи.
Быть слову посему, жить делу моему.
Ключ в море, язык во рту.
Слову моему нет края и конца,
Как нет невесты без венца…»
В моём сознании, всё больше и больше нарастая, зазвучала мелодия. Не знаю почему, но это свойство у меня появилось ещё тогда, когда я делал свою первую операцию в больнице. Нет, не такую как здесь, а обыкновенную, хирургическими инструментами. Эта мелодия из старого советского фильма «Время вперёд». И сама мелодия так называлась. Особенно сильно звучала труба. Это говорило о том, что я всё правильно делаю. Почему именно «Время вперёд», я не знаю. Просто ещё в институте посмотрел этот фильм по интернету. И самое что интересное, она мне не мешала…
Я убрал руки от парня. Я был мокрый от пота. Грудь ходила ходуном. На первый раз хватит. Нельзя сразу объять необъятное. Спина парня была багровая, с кровоподтёками. Словно его колотили по спине, чем-то тяжёлым. Я вновь прикоснулся к нему, только уже просто ладонями, положив их Вячеславу на спину.
- Всё, Слава. На сегодня почти всё закончено. Сейчас боль будет уходить. – Посмотрел на девушку. Всё её лицо было мокрое от слёз, в глазах был страх. Нет, даже ужас… И ещё сострадание и душевная боль за другого человека. В дверь продолжали колотиться. Сейчас сломают, идиоты. Подошёл, открыл. В комнату ломанулся врач и отец парня. Плюс ещё пара амбалов.
- Что здесь происходит? – Заорал Кафтанов-старший. Я спокойно смотрел на него.
- Вытаскиваю Вашего сына с того света. Что же ещё? Вы забыли? У нас контракт. Я делаю свою работу. Надеюсь, больше такого цирка здесь не повториться. Иначе я буду рассматривать это как нарушение условий сделки с Вашей стороны.
- Вы посмотрите на спину Вячеслава! – Воскликнул врач. Он повернулся ко мне. - Вы что, издевались над бедным мальчиком?
- Я его лечил. А ты вообще свали отсюда, от греха подальше. Иначе тебе самому помощь понадобиться.
- Чтооо?
- Что слышал.
- Но мой сын?! – Иннокентий Иванович шокировано смотрел на спину Вячеслава.
- С ним всё в порядке. – Подошёл к пациенту. Вытащил у него изо рта палочку. Хорошо он её покусал. – Что Славик, больно? – Спросил его.
- Больно. Очень больно. – Проговорил он. Дарья вытерла ему слюни. Он так и продолжал лежать на животе.
- Это хорошо, что больно, Слава. Если чувствуешь боль, значит ты живёшь! Запомни, все живое чувствует боль. Не болит только у мёртвых. Даша помоги мне перевернуть его. – К нам качнулся Кафтанов-старший, но я остановил его жестом, выставив ладонь перед ним. – Не надо, Иннокентий Иванович. Выйдите отсюда, пожалуйста. Вы мешаете, закончить процедуру. Быстро! – Рявкнул так, что все вздрогнули. Даже пара амбалов.