– Спасибо, мадам, – произнесла я, наклонив голову в почтении. – Я обязана вам жизнью.
– Очень может быть, что наступит время, и мы вновь встретимся с тобой. А насчет обязательств… Ты, кажется, забыла о том, чем заплатила мне за этот обряд.
И тут я вспомнила. Ребенок… Видимо, у меня никогда уже не будет детей.
– Иногда даже счёт не принимается к оплате. Если ты встретишь настоящую любовь, то заклятие перестанет действовать, и очень может быть, ты родишь здорового ребенка. Ты поняла?
– Да, мадам… Благодарю вас!
– Но, настоящую любовь встретить очень сложно, – произнесла она, и её губы тронула грустная улыбка.
Я же промолчала в ответ.
– И не забудь, что змеи теперь – это твой талисман и твоя сила. Тебя теперь не укусит ни одна ядовитая змея. Это твой тотем. У тебя самой теперь изменится взгляд. Иногда он будет пугать несведущих и глупых людей. Дружи со змеями и люби их. Теперь ты их заклинательница.
На этом мы и расстались.
– Теперь я понимаю, отчего ты ищешь в лесу ужей, – произнёс Михаил.
– Я не только ужей собираю. Но и ядовитых змей, – с улыбкой произнесла Барбара. – Они в правду меня больше не кусают, а я их кормлю и глажу по спинкам.
Он сам не понял, сколько длился её рассказ. Судя по тающей полоске света, идущей из-за плотных портьер, за окном наступил вечер.
Как только Барбара вспомнила о своих рептилиях, ему показалось, что душный воздух комнаты, занавешенной плотными портьерами, наполнился каким-то лесным ароматом. Так свежо пах только ночной лес – фиалками, папоротником, мхом и сырым дерном. Он пристально посмотрел на её светлое лицо, обрамленное тьмой чернильных волос, и ему почудилось, что её волосы перестали быть статичными. Они ожили и как-то странно зашевелились. Длинные локоны отрывались от спины и взвивались над головой. А после вновь опадали на молочные плечи. Он зажмурил глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Но смоляные пряди с тихим, стрекочущим звуком заскользили по её чистому лбу и маленькой голове. Он понял, что это были не волосы. Это были аспидные змеи. И одна из тонких и гибких рептилий соскользнула с её макушки и, упав на голые груди, скрылась в ложбинке кружевного лифа.
Гладышеву стало не по себе. Он машинально зажёг спичку и поднес её к лицу Барбары. Она отшатнулась от огня.
– Что с тобой, Миша?
– Ничего, любимая, мне просто померещилось…
После наваждения, оказавшегося ночным миражом, Гладышев долго курил, пуская по привычке кольца в светлеющий потолок, а Барбара лежала на его руке и немного дремала. На улице стояла Белая ночь, от которой они прятались за плотными портьерами. Он сходил на кухню и принёс бутылку вина. Потом они пили и вели неспешную беседу о каких-то пустяках. Он нежно целовал её в смеющиеся губы и светлый лоб, но отчего-то прежней близости и страсти в этот вечер меж ними уже не было.
Она ещё что-то довольно долго рассказывала ему о своём детстве и учёбе в институте. Он, словно издалека слышал журчание её мягкого голоса, а потом он провалился в глубокий омут крепкого сна.
Когда проснулся, её рядом не оказалось. Он позвал её по имени, но ответом была полная тишина, прерываемая токаньем старых ходиков. Он соскочил с кровати и заглянул в уборную. Потом, по очереди, он обошел все комнаты, но Барбары нигде не было. Он вышел на крыльцо. Но и во дворе ее тоже не было. Когда он вернулся в столовую, то не сразу увидел на стуле её аккуратно сложенный пеньюар, на котором лежал листок бумаги. Это была записка.
«Дорогой мой Мишенька, спасибо тебе огромное за те часы, которые я провела с тобой в этом доме. Я очень признательна тебе за твою ласку и любовь.