– Из-за чего же?

– Из-за того, что он заполучил такую прекрасную и любящую женщину, а сам не рад своему счастью.

– Бог с ним, – она тяжело вздохнула.

– Ты так и любишь его?

– Не знаю… Наверное, люблю. А, впрочем, теперь уже я ничего толком не знаю.

– А меня? Меня ты любишь?

– Ты как маленький, Гриша.

Он уткнулся носом в её полную грудь.

– Ты похожа на мою маму… Даже запах…

Ночью он почти не спал. Он смотрел на спящую Барбару и вспоминал все её диковинные рассказы. Умом он понимал, что всё то, что делали с ней в том самом замке, в Нормандии, было продиктовано лишь необходимостью. Так её спасали! Но, чёрт побери, отчего? От какого-то мертвого и весьма странного джентльмена? Погоди, Миша, неужели ты готов поверить во всю эту чертовщину с призраками? Зачем тебе всё это, Миша?

– Наверное, потому, что я ее сильно люблю! – прошептал он вслух невидимым собеседникам. – Господи, во что только я вляпался?

Живое воображение уносило его в тот самый замок, о котором она так откровенно рассказывала.

«Голая, на виду у двенадцати мужчин? Извивалась от страсти? С раздвинутыми ногами и своим черным выпуклым лобком! – кровь ударила ему в голову. – Да, она точно ведьма! Шалая и распутная ведьма, но как же она хороша! А я? Я идиот! Я попался на её ловкий крючок. Я мечтаю взять её в жены, но как же я с такой стану жить? Она ведь погубит меня».

– Ну и пусть… – вновь шептал он, глядя в окно на светлеющее небо.

На рассвете он сам сходил к Гордею и велел ему снова съездить в поселок и купить разной провизии. Пока Гордей ездил за покупками, его жена вновь принесла им к порогу заднего двора корзину с пирогами, покрытую белой тряпицей.

К моменту её пробуждения он уже приготовил ей завтрак.

Когда он смотрел на то, как она с аппетитом уплетает пироги и запивает их горячим кофе, то все неудобные мысли, которые мучили его прошедшую ночь, вдруг куда-то испарились.

– Барбара, милая, мы должны быть вместе. У меня есть некоторые сбережения, и на первое время нам хватит. Я полагаю, что нам надо сначала уехать за границу. В Вену или Париж. Куда ты больше хочешь?

– Я люблю Париж. Хоть с ним связаны не самые лучшие воспоминания.

– Вчера ты оборвала свой рассказ.

– Я помню, – она кротко улыбнулась. – Миша, я люблю тебя и понимаю твою ревность. Но она просто меняет твое лицо.

– Всё так. Наверное, со стороны я кажусь эдаким Отелло, – он присел перед нею прямо на пол и обхватил руками её колени, облаченные в ажур пеньюара. – Чёрт, я понимаю, что иногда выгляжу смешным, но я ничего не могу с собою поделать. Девочка моя, Варенька, ты свела меня с ума.

Она наклонилась к нему и обхватила ладонями его лицо.

– Миша, ты такой красивый…

– Пойдём в спальню… Я хочу тебя безумно, – шептал он, задирая подол её пеньюара.

Когда они вернулись в спальню, а она легла на подушки, он присел рядом.

– Ты сказала вчера, что лежала на том жертвенном столе почти обнаженная?

– Рубашка была широкой, и маркиз заголил ее до самых подмышек.

– А тем храмовникам, в черных сутанах, было всё видно? Видно твоё голое тело?

– Я думаю, что да. Хоть они и не стояли близко.

– Покажи, как ты лежала? Ноги, живот, всё покажи… и подними пеньюар до горла. Я хочу всё это видеть. Он ведь до горла задрал тебе ту, старинную рубаху?

– Да, почти до горла, – кивнула она.

– И на лицо?

– Нет, лица он не закрывал.

– Сделай всё так же.

Она, тяжело дыша, исполнила его просьбу – подол кружевного пеньюара был задран до подбородка, обнажив полные груди, живот и выпуклый лобок, покрытый тёмными густыми волосами. Помимо этого она чуть раздвинула сомкнутые стройные ноги.