– Господи, какие глупости, – затараторила хозяйка. – У нас полно пустующих гостевых комнат. А он… Я думаю, что он согласится. И подобные гости могут даже заинтересовать его.

– Вы полагаете? У него наблюдается склонность к мистике?

Татьяна Николаевна недоумённо посмотрела на Петровского.

– Ну, интересовался ли он когда-нибудь вопросами магии, колдовства, оккультными практиками?

– Право, мне сие неведомо, – смущенно отвечала она. – Кажется, что нет.

– Ну, хорошо-с. А не наблюдали ли вы у него книг, посвященных тайнам и мистике?

– Вы знаете, да! – оживилась хозяйка. – Он любит читать какого-то Эдгара По. Я знаю, что он пишет довольно страшные истории. Я, правда, плохо читаю по-английски. Но он сказал мне однажды, что тот пишет талантливые рассказы.

– Эдгар По, вы говорите? – с улыбкой переспросил Петровский.

– Да, именно…

– Отлично. Будем считать, что ваш супруг не окажется таким уж прожженным скептиком.

– Нет, не окажется, – закивала Гладышева.

– Хорошо-с. Тогда я попробую поговорить с сестрой и её мужем. И если они согласятся, тогда я приглашу их посетить ваш гостеприимный дом.

– Да, милости просим.

После небольшой паузы Татьяна Николаевна предложила гостю чаю с пастилой и вишнёвым вареньем. И он охотно согласился. Отхлебывая из шашки золотистого ароматного напитка, консультант осматривал картины и семейные фото, развешанные на стене возле стола. Его что-то заинтересовало, и он встал из кресла и подошёл вплотную к одной из овальных рам.

– А это чьё фото?

– Здесь мои родители.

– Они живы?

– Отец жив, а мамы давно уже нет с нами.

– А родители супруга?

– Оба живы, – учтиво отвечала хозяйка.

– А это кто?

– Это моя тётя. Она, увы, тоже почила, как три года.

– Как её звали?

– Зоя Михайловна.

– Приятная дама.

– О, она у нас была очень хорошенькая. За ней столько женихов бегало. И умница какая.

– А это кто?

– Это мой дядя, Кирилл Юрьевич.

– А он где живет?

– Да, нигде уже, – отвечала она, перекрестившись.

– Так что же, Татьяна Николаевна, здесь только ваши фото на стене?

– Больше моих… Вот только портрет моего Мишеньки. Он снимался, будучи студентом, на кафедре. Видите, какой важный.

– Экий всё же видный у вас супруг. Редкой красоты мужчина.

– Это да, – вздохнув, кивнула она. – За эту красоту я и полюбила его. Через неё и страдаю…

– Да, не страдайте вы! Даст бог, скоро поможем мы вашему горю. И всё же, какое удивительное лицо у Михаила Алексеевича. А на кого он похож?

– Вроде, на мать, – поджав губы, обронила она.

– А есть её фотокарточка?

– Есть, но она в общем альбоме.

– Покажете?

– Отчего не показать…

Хозяйка нехотя пошла в соседнюю комнату и достала из шкафа синий бархатный альбом. Пролистав несколько толстых страниц, она отыскала фото матери Гладышева.

– Вот она…

На Петровского смотрела великолепно сложенная красавица с копной тёмных волос и огромными карими глазами.

– Боже, какая фемина. Прямо хоть сейчас в кипсек[8].

В ответ Татьяна Николаевна лишь завистливо и брезгливо пожала плечами.

– И как похожа.

– На кого?

– На сестру мою чем-то похожа.

Но Татьяна Николаевна, казалось, не обратила никакого внимания на эти слова.

– А это кто?

– Это бабушка моего супруга, Пелагея Ивановна. Давно, говорят, померла. Мишенька её сильно любил в детстве.

– А это что за господин?

– Это дядя мужа, Константин… Не помню, как по батюшке, – стала вспоминать она. – А, вспомнила! Константин Фёдорович.

– Какие славные лица. Сразу видна порода и стать.

– Да, – хмуро поддакивала Гладышева.

От выпитой смородиновой её стало клонить ко сну. И хоть она не подавала виду, но теперь ей казалось, что она слишком устала от своего семейного консультанта, чернеца Петровского и от его долгих разговоров. Её изможденное лицо говорило лишь о том, что она бы с удовольствием уже закончила его сегодняшний визит. Но гость, как назло, всё медлил. Он листал страницы их семейного альбома и с неподдельным интересом рассматривал портреты живых и усопших родственников. Когда же Татьяна Николаевна начала откровенно зевать, он с хитрой усмешкой захлопнул альбом и поднялся.