И если в понедельник ещё как-то держусь, то во вторник накатывает цунами из боли, горя, одиночества, тоски и какого-то отчаяния. Сегодня я даже не выезжал в город, закрылся у себя в кабинете. Сначала просто пью, в надежде, что станет легче. Нет, не становится, становится больнее. Одиночество вообще очень отвратительное чувство, особенно, если ты знаешь другую сторону жизни. Знаешь, как это, когда тебя любят и ждут, когда ты для кого-то воздух, а они воздух для тебя. И вы дышите друг другом, а потом этот воздух отнимают. И ты медленно начинаешь задыхаться. Со стола летит вся канцелярия. Но этого мало, с криком отчаяния переворачиваю стол. Хватаю с подоконника кашпо с каким-то цветком и швыряю его в стену.
На шум прибегает Лёня.

- Вячеслав Борисович... - бормочет он, глядя на погром и то, с каким остервенением я швыряю в стену все, что попадается под руку.

- Вон! - ору я. Но парень не двигается, - Пошёл вон!!! Или я выгоню тебя из своего дома! - кажется, какая-то книга летит в парня, и он вовремя скрывается за дверью.

Чувствую себя зверем, загнанным в ловушку, из которой нет выхода. Хочется сдохнуть. И быть там, рядом с ними. Но даже это мне не светит. После всего того, что я творил, мне дорога в ад, а они ангелы, живущие в раю. Так какая разница в каком аду жить? Здесь на земле, или там – в загробном мире.
Обессилено спускаюсь по стене и смотрю в одну точку. Я не знаю, сколько так сижу, но вскоре рядом опускается Ваня. Он молчит, и я благодарен ему за то, что он рядом. Он тот якорь, который меня держит. Ради которого я возьму себя в руки и обязательно буду жить дальше.

Ваня остается у меня. Лишь ненадолго уезжает в четверг решить кое-какие вопросы и снова возвращается. Следующие три дня мы проводим в доме абсолютно одни. Даже Лёне не позволено приходить в дом. Я пью, много пью.
В День рождения дочки я плачу, прижимая к себе ее плюшевого зайца. Она выбрала его сама, когда ей было года три. Вцепилась в него в магазине, пришлось купить. Так до пятнадцати лет и спала с ним, сначала в обнимку, потом он просто сидел в изголовье. А когда она расстраивалась, то плакала, обнимая одной рукой зайца, а второй – меня. Этот заяц и фото, что хранится в моей комнате – единственные вещи из прошлой жизни, которые я забрал из своей квартиры.

Следующие два дня уходят на то, чтобы собрать себя по кусочкам. Вернуть маску жёсткого Змея и продолжить править городом.

10. 10 глава

10 глава

Анастасия

Снова макияж получился ярким. Но это не для того, чтобы привлечь внимание или понравиться. Макияж для меня всегда был некой маской. И чем хуже на душе – чем ярче раскрас. Вот так. И судя по тому, что я вижу в отражении – в душе у меня полный раздрай. Как бы не старалась я быть сильной, последние события оставили яркий и пока ничем не смываемый отпечаток.

Я хожу на работу, улыбаюсь клиентам, получаю комплименты о том, как хорошо выгляжу. А потом реву в подушку, потому что очень устала быть сильной. И мне совсем не с кем поговорить.

Так сложилось, что у меня нет подруг. Нет, по молодости они были, конечно. Возле меня всегда было много парней, ещё со школы, и со мной дружили девочки, только я поздно поняла, что это была корыстная дружба. Ведь моим подругам перепадало внимание. Когда я влюбилась в Диму, а после и вышла замуж, подругам я стала невыгодна. Что взять с беременной... Или потом с молодой мамы, у которой все вертится вокруг ребёнка и про шмотки и клубы уже не поболтаешь.

Тогда я не придавала этому значения. Я любила мужа, обожала дочь и была счастлива в своём мире. Потом умер папа, я развелась с Димой и переехала с дочкой к маме. У нас был свой женский мир. Тогда по молодости я ещё на что-то надеялась. И мама подстрекала, что женщина не должна быть одна. Но обе попытки были провальными. Подруг я так и не завела. Наверное, тоже разочаровалась в женской дружбе. А поговорку "Не родись красивой, а родись счастливой" понимаю как никто.