А чего им, спрашивается, сторожить? У геологов на что, бывает, хранятся в лагере взрывчатые вещества, запалы, оружие и немалые суммы денег, и то они ночью дрыхнут без задних ног. А эти бродят по тайге, выпучивая глаза словно совы. Впрочем, даже и не глаза, а приборы ночного видения, надеваемые на лицо словно очки. Откуда у простых артельщиков взялись такие аппараты?
– Запад‑север – чисто.
– Восток‑юг – все нормально. Без происшествий.
А что должно случиться, что приходится вот так, ни сна ни отдыха не зная, мотаться по округе и лазить по соснам?
Видно, что‑то должно. Только что – посторонний знать не может. А артельщики не скажут.
Глава 22
– Все, – сказала жена отставного полковника, а нынче уже совершенно опустившегося бытового алкоголика Зубанова Г. С. – Всякому терпению приходит конец. Моему пришел сегодня. Я развожусь!
– С кем?
– С тобой. Алкаш!
– Я не алкаш! Я под забором не валяюсь.
– Будешь валяться! Потому я и развожусь сейчас. Пока до забора дело не дошло.
– Ну и хрен с тобой! – сказал Зубанов Г. С. – Но только – что это ты сейчас надумала? А не раньше, когда ты как сыр в масле… Раньше ты отчего не хотела разводиться? Денег было жалко? И автомобиля персонального? А сейчас, когда я никем стал, тебе свободу подавай! Чтобы по кобелям бегать? Стерва ты! Причем меркантильная!
– Ну при чем здесь деньги! При чем автомобиль! Ты же другим стал. Ты же горьким пьяницей стал! Неужели тебе самому не противно?
– Противно иметь женой такую подколодную змеюку, как ты! С жалом вместо языка! Я, может, и сам хотел на развод. Давно. Да тебя, дуру, жалел!
– Ты?! Меня?!
– Тебя! Кому ты такая будешь нужна! Антикварная вешалка.
– Я? Вешалка?!
– Ну не крючок же!
– Ох, какой же ты гад стал!
– Я гад? А ты тогда жена гада! Значит, гадина! В общем, тварь ползучая. С ядовитыми зубами.
– Завтра же заявление! Сегодня же! Сейчас же!
– Ну и не очень‑то напугала! – сказал Зубанов и пошел в ближайшую пивную заливать горе.
– Главное, пока я был в силе, она ни‑ни. Козой вокруг ходила. А как я, а как меня… она сразу рожу кривить. Плохой я сразу стал. А раньше хороший. А чем я изменился? Что, у меня рожу перекосило?
– Бабы сволочи! – отвечал сидящий рядом оппонент. – И проститутки.
– Моя нет. Моя сволочь! Но не проститутка.
– Проститутка! – убежденно говорил собу… собеседник. – Они все проститутки. С пеленок. И в пеленках проститутки!
– Ты считаешь?
– Знаю!
– А я тогда кто? Я тогда, получается, сутенер?
– Ты дурак.
– Почему?
– Потому что женился. На проститутке!
– Ты так считаешь?
– Знаю!
– Откуда?..
Вечером Зубанов приползал домой и долго тарабанил в закрытую дверь.
– Открой, стерва! Открой, проститутка! Я здесь живу! Я здесь прописан…
Из соседних дверей выглядывали соседи.
– Ну, чего надо? – спрашивал Зубанов. – Не видите, я домой пришел. К стерве. А она не открывает…
Соседи качали головами и захлопывали двери.
– Открывай давай! А то дверь выломаю… Но жена дверь не открывала, и Зубанов, утомившись, затихал. И засыпал на пороге.
– Совсем опустился. А каким приятным мужчиной был, – вздыхали идущие на работу жильцы. – Наверное, так всегда бывает: кто долго держится, потом очень быстро наверстывает…
Утром жена открывала дверь.
– Проспался?
– Я тебе развод Не дам. Вот тебе развод, – говорил трясущийся от холода и похмелья Зубанов и тыкал снизу вверх в нос жене грязную фигушку.
– Дашь. Куда ты денешься?..
– Не дам! Если ты мне ящик не поставишь! Жена одевалась и собиралась уходить.
– Ну, или за пол‑ящика, – уступал половину страдающий от похмельного синдрома муж. Жена выходила на лестничную площадку.