– Да отчего ты не хочешь замуж? Все еще влюблена в Алешу Ремина.

– В Алешу?.. Да, тетя, вот я влюблена в Алешу и ни за кого другого не хочу выходить замуж. Видите, как все ясно и просто.

Варвара Анисимовна сидела, подперши рукой подбородок, и спокойно смотрела на Клавдию Андреевну.

Тетка задумалась и со вздохом произнесла:

– Да, вот наша женская доля – привяжешься вот эдак-то… А ты возьми себя в руки… Расскажи-ка, отчего у вас дело-то не сладилось?

– Не знаю – он уехал.

Клавдия Андреевна опять задумалась, потом взяла веточку винограда, положила на хрустальную тарелочку и заговорила внушительно:

– Хорошо. Это было давно, два года, что ли?

– Да, почти три.

– Ну, вот! Нельзя же тебе дожидаться его до смерти. Ты выползи-ка из своей мурьи и попробуй на людей посмотреть: может, кто и приглянется. Ведь ты и людей-то не видишь… Да отвечай же ты!

– Я вижу людей, бываю же я везде, и в театрах, и в гостях.

– Т-сс, матушка, насмотрелась я на тебя в обществе: сидишь – словно повинность отбываешь!

Скажи ты мне, Христа ради, где ты бываешь?

Едешь туда, куда папенька тебя везет, к женам и дочерям нужных ему людей.

А ты поищи людей сама, на свой вкус.

– Да мне все безразличны. У меня «вкуса на людей» нет, – опять усмехнулась Варвара Анисимовна.

Тетка вскипела. Она резким движением отодвинула от себя тарелку и далеко отшвырнула палевую салфеточку.

– Послушай, Варька, пойми, что мне тошно смотреть на тебя! Ты словно умерла – и этого не заметила, – так мертвая и ходишь, похоронить не просишь!

Варвара Анисимовна спокойно взглянула на тетку.

– А может быть, вы и правы, – усмехнулась она. – Может быть, я и вправду покойница, а движусь так – по инерции.

– Похоже на это! Да ты послушай, что я тебе скажу: я столько лет на тебя смотрю и вижу, что твои годы уходят, и мне жаль тебя! Я решила тебя растолкать. В пятницу у меня вечер. Будут музыканты, певцы, писатели, и ты должна быть – не то обижусь. Слышишь, Варька!

– Благодарю вас, я приду. Когда же я отказывалась приходить к вам или идти, куда вы желали?

– И танцевать будешь? – посмотрела на нее подозрительно Клавдия Андреевна.

– Буду, если вы желаете, но ведь я плохо танцую.

– Ну ладно, ладно.

Клавдия Андреевна вытащила часы и, взглянув на них, нетерпеливо сказала:

– Я назначила здесь, у тебя, в пять часов Игнатию Васильевичу привезти мне смету на постройку приютской дачи и в половине шестого должна быть на приеме у доктора, а теперь уже десять минут шестого.

Но в эту минуту Игнатий Васильевич Стронич своим ровным шагом входил в комнату.

– Ваши часы, Клавдия, очевидно, бегут вперед, – сказал он жене.

Овдовев лет десять тому назад, Клавдия Андреевна Разживина не собиралась выходить замуж вторично, и брат ее, Анисим Андреевич Трапезонов, был очень неприятно поражен, когда два года тому назад она вдруг объявила, что вдоветь ей надоело и она выходит замуж за полковника Стронича.

– За барышника лошадиного? – спросил он насмешливо.

– Не всем старьем торговать, – отпарировала Клавдия Андреевна. На этом разговор и кончился.

Полковник Стронич действительно имел конюшню и торговал беговыми лошадьми.

Это был высокий, сухой мужчина с короткими, подстриженными усами, с зачесом по лысине и на висках. Эти остатки волос и усы он красил в какую-то чрезвычайно черную краску.

Глаза у полковника были странно светлы, свинцово-серого цвета, и казались нарисованными на картоне, да и вся фигура полковника напоминала хорошо сделанный манекен: даже было странно, что все его движения, очень спокойные и ловкие, не сопровождаются скрипом скрытого в нем механизма.